Игорь Карелин, преподаватель игровых технологий: «Я чуть не стал Генеральным секретарем ЦК КПСС»

Если б я хотел сделать банальный заголовок, то назвал бы героя интервью «Макаренко нашего тысячелетия». Но я это сделал лишь в первом абзаце, отдав должное скромности своего собеседника. Хотя среди воспитанников Игоря Карелина – талантливые писатели и сценаристы, известные режиссеры театра и кино, популярные актеры, чиновники различного ранга, не говоря уже о журналистах, операторах, редакторах, массмедийных боссах. А еще плеяды известных в своей области медиков, программистов и других талантливых и хороших людей разных профессий.

– Игорь Юрьевич, не каждый педагог даже с огромным стажем работы может похвастаться такими результатами своей деятельности, назвать столько ярких имен воспитанников. В чем уникальность вашей методики воспитания?

– Наши тренинги, атмосфера движения дают человеку при восприятии мира что-то такое, что помогает сделать карьеру… Даже не карьеру, а достичь успеха в тех областях, в каких хочет сам воспитанник. Мне кажется, мы открыли некий ключ, который помогает реализовать возможности человека больше, шире, богаче. Говорят же, что работоспособность мозга исчисляется единицами процентов, но ведь что-то там еще заложено. Эта методика открывает новые чакры, раздвигает поры какие-то… Выявляет те возможности мозга, души (у И. Ю. это звучало как «мозга души» – авт.), которые заложены в человеке. В движении существует такое поверье, что год идет за три. То есть год движения стоит трех лет «обычной» жизни. Так что за год ты можешь развиться гораздо больше и эффективнее, чем твои сверстники за такое же время. Тогда при равных стартовых способностях наши дети получаются более успешными, потому что они больше пережили, больше узнали о жизни. Мы ведь моделируем ситуации.

Главный подход и в тренингах, и в ролевых играх – это создание моделей отношений, моделей ситуаций. В итоге человек попадает в мир внешний более подготовленным, он уже знает, как реагировать так, чтоб это привело к нужному ему результату. У нас есть Академия начжуровских наук, но что-то она слабо работает, хотя потребность понять, что мы есть, как это всё должно развиваться и с чего всё пошло, большая.

– А как пришла в голову идея соединить получение профессиональных навыков с психологическими тренингами?

– Да легко! Я еще был студентом Уральского государственного университета и уже начал преподавать теорию журналистики в школе юных журналистов УрГУ, стал внимательно изучать опыт других юнкоровских студий, объединений. Из всей их массы конца 80-х – начала 90-х у меня четко обозначилось несколько самых успешных из них. И я заметил закономерность: студии, кружки, которые работают не только в журналистике, а синтезируют разные направления – наиболее успешны. Они больше пропиарены, засвечены и эффективны. Вот, например, знаменитый свердловский клуб под руководством Владислава Крапивина «Каравелла», в котором ребята не только занимались журналистикой, писательством, но и увлекались мореходной романтикой, корабельным делом. Были студии где-то в Черноземье, которые совмещали интерес к театру и журналистике, и множество других примеров.

– Видимо, такие привязки необходимы, чтобы журналисты не отрывались от жизни, не потеряли возможность видеть другие ее аспекты…

– Да, а у меня к тому времени уже сложилось увлечение психологией. Я курсовые писал на кафедре психологии (сам-то учился на журфаке), диплом тоже. И я подумал, почему бы мой личный интерес к психологии и журналистике не объединить. Вот и пошло-поехало. Стал рыться в самых крупных библиотеках Урала – тогда Интернета же не было. Много чего нарыл, создал эту тренинговую методику и стал внедрять практически. Результат превзошел все мои ожидания. Сейчас по этой методике занимаются по всей России и бывшему СССР. Она проверена временем и людьми!

– Многие вас могут назвать и называют своим Учителем, но, наверное, мало кто осведомлен о том, кого вы можете назвать таким словом с большой буквы.

– Я учиться люблю. Это такой интерес, который очень помог мне в жизни. Еще со школы мне везло с учителями по любым предметам, особенно по точным наукам – математика, физика, астрономия… Я учился, как мог: книги читал, родителей слушал внимательно. Мне мама и папа дали удивительные знания, подходы к жизни такие базовые и правильные, которые я стараюсь использовать и сейчас. С вузовскими преподавателями тоже повезло – многие были вообще не от мира сего. Сметанина, например, с кафедры стилистики привила желание и умение работать со словом. Были шикарные преподаватели по литературе. Поверман – очень известный преподаватель зарубежной литературы. Его лекции были спектаклем одного актера. Каждое слово его ловилось, записывалось, читалось, перерабатывалось. По той методике, которую я всю жизнь совершенствую и транслирую, главным учителем стал профессор Семенов – завкафедрой психологии УрГУ. Он был куратором моих курсовых и руководителем дипломной работы. Часами мы с ним, конечно, не общались, но и редкие встречи мне давали очень много.

После вуза учителя у меня не закончились – они стали появляться в движении. Самую известную кольцовку ты, наверное, помнишь: я воспитал Алису, она воспитала Артура, тот воспитал Тимура, а Тимур в свою очередь воспитал меня и Алису. Друг у друга учиться, брать умные мысли, технологии – это хорошо и правильно. Во многом мои учителя меня окружают прямо здесь и сейчас. Я считаю, что движение само по себе имеет огромный интеллектуальный потенциал и делится им с внешним миром и между собой. Мне так приятно, когда воспитанники перерастают меня в чем-то, начинают лучше меня играть в «Эпоху империи», лучше меня писать, верстать, монтировать – что угодно. И я горд. Потому что у меня нет цели быть лучше всех, выпячиваться, а есть цель дать таланту развиться.

– Вот, кстати, и вопрос пригодился: вы воспитали многих больших людей на высоких постах, обремененных славой, сами были видным комсомольским функционером, а сейчас остаетесь руководителем кружка…

– Преподавателем современных игровых технологий подросткового клуба «Вираж» объединения «Диалог».

– Да, вот им. Почему остановились на социальной лестнице?

– Объясню: каждый человек на начальном этапе закладывает себе некую цель: чего он хочет достичь, к чему он должен стремиться. Программа десятиклассника Игорька Карелина была незамысловатой: он хотел стать генсеком ЦК КПСС. Просто хотел и всем об этом говорил. Он взрослел, а эта программа потихоньку с какой-то неизбежностью начала реализовываться. Когда Игорёк перевелся на заочное отделение и приехал в свой родной город Бирск, места в газете не оказалось, и его временно редактор газеты пристроил в горком комсомола. Ступени роста стали ясны: инструктор горкома, обкома – и Игорёк уже начал ездить в ЦК КПСС в Москву на стажировки, выполняя какие-то поручения. Я ездил на черной «Волге» по Красной площади, ел в цэковской столовой, ходил по дорожкам, где сейчас располагается администрация президента РФ. И если бы не произошли две вещи: не разрушился бы Советский Союз, и я бы не изменил свои жизненные установки, то я бы был генсеком.

– А раньше жизненные ценности поменялись или СССР рухнул?

– Это все происходило как-то одновременно. В обкоме же всё удавалось делать намного проще. Если надо было организовать какой-то слет, фестиваль международного, всесоюзного уровня, то не надо было искать спонсоров, а надо было составить смету, отнести ее в соседний кабинет – и деньги уже выделяются, и «Икарусы» с детьми едут в маленький город на родину начжурства. К тому времени у меня появились тренинговые группы хорошего уровня. И у меня тогда возникла мысль о том, что власть мне не нужна для того, чтобы упиваться ею, сидеть в кабинете, ездить на черной машине. Тогда случилось прозрение, пик мудрости, на котором появился вопрос: «А зачем ты живешь и чем?» Я ответил на него очень конкретно: «Я хочу в своей жизни создавать моменты настоящего – яркие, мощные. И для того, чтобы их создавать, генсеком или президентом России быть совершенно необязательно».

– Это понятно, а вот словосочетание «моменты настоящего» надо бы, наверно, расшифровать.

– Моменты настоящего – когда человек испытывает счастье, острую радость или интеллектуальное озарение… Моменты настоящего – это привезти на море детей, которого они ни разу не видели. Истинно радостное переживание – вот момент настоящего. Лучшим способом переживания этих моментов считаю тренинги, ролевые игры, показ художественных фильмов в видеоклубе, а также проведение слетов, фестивалей – там такие моменты создаются за раз.

– Вы же в своей деятельности всё время меняете профиль: то это было журналистское направление, потом, помню, ролевые игры, следом компьютерные. Чем увлечены сейчас, кого воспитываете?

– Каждые четыре – пять лет всё меняется. Скучно заниматься одним и тем же. Вот газета «Время колокольчиков» – вершина. На фестивале молодежной прессы в Славутиче-98 признана газетой всех времен и народов России, Украины, Белоруссии Казахстана, хотя к тому времени она уже не выходила два года. И всё. Если достиг вершины, то зачем повторяться? Журналистика отошла – появились игровые технологии. Я пытался там чего-то достичь, и когда достиг, когда появились десятка два учеников, которые сами пишут эти игры, сами проводят, то мне стало клёво. Мне здорово и радостно, но уже пора двигаться дальше. А последние два – три года – это телевидение. Я так увлекся съемкой, монтажом сюжетов, что живу этим. Конечно, пока всё на начальном уровне, но научиться можно. Я сам учусь всю жизнь и попутно обучаю детей. Появляются уже первые результаты: вот Рома Хустнутдинов сейчас снимает на таком уровне, что его приглашают на московские кабельные каналы, предоставляя все необходимое – квартиру, зарплату…

– То есть среди нынешних воспитанников вы уже видите будущих больших успешных людей?

– Я считаю, что в каждом есть что-то. Если это увидеть, помочь ему в том, в чем он талантлив, реализовать – результат получится совершенно неожиданный. На фестивале у нас образовались пять редакций, причем одна редакция – это «солянка» из детей, которые обучались в студиях, кружках как телеведущие. О газете они вообще ничего не слышали. У нас были жаркие споры по поводу того, оставлять ли эту редакцию в таком виде или объединить ее с другой, которая имеет опыт создания печатных изданий, но я сказал, что пусть остается так, как есть. И они это сделали. Газета их получилась, причем одной из лучших по тиражу. Ребята бегали с этими статьями, идеями, то есть на полную катушку использовали возможность проявить себя в новой ипостаси.

– Вы в основном работаете с детьми и подростками. А можно ли в это движение влиться уже в более зрелом возрасте?

– Взрослые во многом самодостаточны. Взрослые всё воспринимают, как ни парадоксально, обостреннее. Дети более прагматичны. Может, это поколение наше было такое, которое знает, что черное – это черное. А дети видят оттенки. В этом смысле работать с детьми даже сложнее, потому что надо подход какой-то найти, чтоб они доверяли. Это банально, но дети чувствуют фальшь. Ситуативная фальшь или по нужде – они всё равно это увидят.

…А, понял я! Взрослые – это исписанный лист. В жизни каждый писал на этом листе, что мог. А подросток – это лист, исписанный наполовину. Вторую половину уже можно дописывать вместе. Можно написать что-то хорошее, доброе, важное, которое поможет этому ребенку стать хорошим человеком. Ни один мой ученик не попал в тюрьму, тьфу-тьфу-тьфу, не стал человеком, за которого стыдно. Я пытаюсь помочь направить их устремления во что-то позитивное. Рекламаций пока не поступало.

– Люди из вашего начжуровского гнезда вылетели куда угодно – в Москву, Питер, Европу и дальше. Сами вы из Бирска, сейчас в Уфе – каков дальнейший курс?

– У меня был период, когда меня рвало в Москву, Питер. Но близкие люди, как якоря. Обрубить их и направиться в бушующее море жизни с непонятным финалом… комплексую. Помнишь, ты как-то написал, что мой самый главный страх – одиночество? Я долго думал об этом и часто вспоминаю все эти годы, но понимаю, что никогда не останусь один. Вокруг меня столько любящих и любимых мною людей, что мало у кого столько есть. Вот фестиваль сейчас идет – он собрал человек 80… У меня есть внутренний рейтинг близких мне людей. И вот девять человек из десяти самых близких сейчас здесь, рядом со мной, представляешь? Если я уеду, то у меня не будет возможности их видеть так часто. Никто не подбежит и не набросится на шею. Это меня останавливает.

– В Уфе вы уже 17 лет – как она вам?

– Уфу я полюбил сразу, а она года полтора меня испытывала, проверяла, насколько я чужой – не чужой. И приняла – я это чувствую. Сейчас у меня с ней такие отношения, что любовь как страсть уже прошла, а такое ровное чувство приятия обоюдного осталось. Уфа – это женщина, с которой лучше дружить. Для того, чтобы дружить, надо ее любить – она это чувствует.

– Вы много говорите о любви: Уфа, учиться, а самое важное, что вы любите детей, они любят вас. Наверняка же не все родители к этому относятся спокойно, возможно, у кого-то возникает некая ревность…

– Крайне редки такие случаи. Наоборот, многие родители открыто говорят, что со мной отпустят ребенка в любой поход, в любой город – доверяют. Я даже задумывался над причиной такого положения. У меня есть одна версия: очень много детей сейчас воспитывается без отцов. И многие из них воспринимают меня в роли отца. Помнишь, в фильме «Пацаны» главный герой говорил, что в жизни каждого пацана должен быть взрослый человек, к которому можно обратиться на «ты», который поймет. В идеале это отец.

Я для многих являюсь таким человеком, которому можно рассказать о своем неудачном свидании, попросить совета. я прекрасно понимаю – это огромнейшая ответственность. Родители для меня – это люди, которых очень люблю, хотя бы потому, что они подарили миру тех детей, которые приходят ко мне в тренинговые группы. Родительские собрания проходят два-три раза в год, и я стараюсь с каждым найти общий язык. Это получается, потому что они видят результат. Как ребенок меняется в лучшую сторону. В начале года он один, в конце года другой – лучше. Тем, что в жизни ребенка появляется еще один человек, который авторитетен, чье мнение важно, некоторые родители даже начинают пользоваться. Говорят, мол, скажите моему оболтусу, чтоб уроки учил.

– Что такое движение, которое вы так часто упоминаете?

– Называть то, что я создал, Лигой – это слишком узко. Движение – это более широкое понятие, чем детская организация, зарегистрированная, пропиаренная неким образом. Движение – это люди, которые вкусили начжурство, приобщились к нашей субкультуре и не забыли её дыхание. Настроили свое время на «время колокольчиков».

…Я посмотрел на часы – время окончания беседы. Рядом со мной сидел вечно молодой и счастливый учитель, который уже начал скучать по своим детям, шумевшим где-то невдалеке. А вокруг меня царило то самое «время колокольчиков» – безбашенный, радостный момент настоящего, который позволяет чувствовать себя живым.