«Я очень хочу вернуться в Россию»: главное из интервью со сторонницей Навального из Уфы после освобождения

Экс-координатор уфимского «Штаба Навального»** Лилия Чанышева*, освобожденная в рамках большого обмена между Россией, Белоруссией и западными странами, дала большое интервью проекту «Есть Вопрос» журналистки Нино Росебашвили.

Она рассказала о том, как происходил обмен, какими были три года, проведенные ею в заключении, и что она собирается делать дальше. Мы собрали ключевые цитаты Чанышевой* из беседы с Росебашвили в этой статье.

Для меня это была какая-то женская армия, только с каким-то очень нереальным сроком. Администрация колонии меня очень опасалась. Конечно, я начала писать какие-то жалобы, обращения. В этой колонии, наверное, как и во многих других, не очень любят выносить сор из избы.

За любое мое недовольство, жалобы они пытались мне отомстить, но делали это не конкретно мне напрямую, а обычно на весь отряд. Например, частые обыски сразу начинаются в отряде каждый день, какие-то там придирки.

Другие женщины очень-очень переживают за то, что у них есть какие-то нарушения, потому что это сразу ставит под сомнение УДО, переход на более мягкие режимы содержания. Поэтому отряд начинает уже внутри коллектива давить на человека, который эти нарушения получил.

[Перед арестом] в бланке для допроса я сообщила [силовикам], что считаю себя беременной, хотя у меня тогда не было анализа. Поэтому перед тем, как завести меня в изолятор временного содержания, они отвезли меня еще в больницу, где провели гинекологический осмотр. Гинеколог стопроцентно не подтвердила, сказала, что надо через 2–3 недели еще раз проверить. Это дало им как раз таки уже спокойно меня отвезти в ИВС.

Для меня было сложно, но я написала прошение о помиловании [на имя Путина]. Это был единственный способ выйти раньше. Но я, честно говоря, в душе не верила ни в какое помилование, для меня это был просто очередной повод продемонстрировать, какие они все людоеды и вот — отказали в помиловании. Я не считаю себя виновной и ни в чем не раскаиваюсь.

Я еще до своего ареста сказала, что приостанавливаю свою политическую деятельность, что я планирую заниматься семьей, вот я вышла замуж, мы планировали детей.

Нас так долго держали в СИЗО, что это было похоже на карантин. Я опасалась, что это произойдет через какую-то унизительную встречу с Владимиром Путиным, но я готова была подписать любые бумаги или сказать на видеокамеру, что я не буду заниматься политической деятельностью.

Я не сразу поняла, что меня везут на обмен. Ко мне зашли с описью, чтобы я подтвердила, что получила все вещи перед своим убытием. [Сотрудник], который мне принес этот документ, сказал, что он не знает и не может сказать, [куда я убываю]. Но в итоге всё равно, видимо, было какое-то желание сообщить.

Он сказал: «Ну что могу сказать — свобода. Только, правда, относительная». Я говорю: «А что это значит?» Он такой: «За пределами Российской Федерации». Тут у меня всё упало. Я говорю: «А, может быть, кто-то хочет со мной это обсудить?», он сказал: «Нет». Я говорю: «У меня нет загранпаспорта», а он такой: «Всё есть» и закрывает дверь.

Одна из мыслей, которые у меня были в голове [в самолете]: вот произойдет сейчас этот обмен, и я обратно зайду в самолет и полечу в Россию. Я могла сделать всё, что угодно, — не знаю, не выйти из самолета, лечь на пол, устроить какой-то скандал. Единственное, что меня останавливало, что я в этот момент думала о коллективной ответственности. Я боялась, что мои личные действия могут повлиять на остальных людей, которых обменяли, и это меня остановило.

Я чувствую себя частью общества, я не чувствую себя одинокой. Я очень благодарна людям, [которые поддерживали], и я даже не знаю, что мне нужно сделать, чтобы выразить эту благодарность.

Я надеюсь, что [я не навсегда уехала из России]. Я очень хочу туда вернуться, это мой дом, это моя родина. Я очень люблю Россию, там все мои родственники, друзья. Я очень по ним соскучилась и надеюсь их увидеть. Я гражданка Российской Федерации, я не понимаю, почему без моего спроса можно меня выдворять из моей страны, с моей родины, из моего государства, где я проживаю и где я родилась. Я не хотела уезжать.

Мне казалось, что я не настолько главный или какой-то публичный, опасный для власти человек, которого стоит вообще выдворять из страны без паспорта, без моего согласия.

[Сейчас у меня день начинается] с завтрака, с радости свободе, я люблю подышать свежим воздухом с утра. [К свободе] привыкаешь быстро, быстрее, чем к заключению. Я уже не вздрагиваю, не вскакиваю, я просто знаю, что всё хорошо и можно уже не дергаться и понимать, что это уже позади.

[Вернулась привычка] пользоваться телефоном, быть на связи с родными. Не в первый день даже я осознала, что у меня есть в телефоне будильник и я могу вставать сама по этому будильнику. В телефоне очень много, оказывается, было заложено — и фотографии, и связь с родными. Сейчас, в силу того, что я не могу находиться рядом с родными, это стало более частым видом связи.

[Я почувствовала себя снова свободной], когда в Анкаре мне дали телефон, я позвонила своему мужу. Я помню его номер наизусть. Позвонила мужу, сказала ему, что я на свободе, очень его люблю.

Я занялась тем, чем я хотела заниматься. Да, у меня была хорошая работа, хорошая зарплата, подземный паркинг там, комфорт жизни. Я когда только начинала работать в компании «большой четверки», поставила себе цель — купить квартиру, машину, я это реализовала.

Я купила себе двухкомнатную квартиру, и мне, в принципе, этого было достаточно для жизни, в которой я могу заниматься тем, чем я хочу, я себя обеспечила. Я поняла, что могу себе позволить заниматься менее оплачиваемой, но более интересной и важной, как я считаю, полезной работой для общества. Мне просто на многое не всё равно. Ты не можешь быть счастлив, когда кто-то рядом несчастлив.

То есть вот 70% россиян никогда не выезжали за границу — это по каким-то цифрам, которые я читала в статьях, пока находилась в заключении. Может быть, да, это не вещь первой необходимости, но тем не менее, когда мир стал открыт, когда упал железный занавес, для многих россиян ничего не поменялось. Они как в Советском Союзе не выезжали за границу, так и сейчас не выезжают. А ведь мир прекрасен, в нем столько интересного.

Мне не всё равно, где я живу, я болею за Башкортостан, за свою малую родину, за Уфу. Хочу, чтобы этот город хотя бы приблизился к уровню Москвы по благоустройству, каким-то услугам для населения. Я думала, что раз я столько прожила в Москве, я могу помочь Башкирии стать лучше, прекраснее.

Я считаю, что непосредственно, вот именно формально, он не был причастен [к моему аресту]. Мне кажется, это не совсем тот уровень, который принимает решения о том, чтобы меня задержали, куда-то отвезли и посадили. Но он, я думаю, причастен к тому, что он стоял рядом с Хабировым какое-то время и нагнетал, возможно, что-то такое говорил, чтобы у Хабирова возникало чувство, что я представляю для него какую-то опасность. Учитывая ту риторику, которую он использовал, что мы там хотим устроить кровавую баню.

Что касается Мурзагулова***, я не считаю, что он разочаровался. Он неглупый человек, и он совершенно прекрасно понимал, с кем он работает, кому он помогает. Он был довольно-таки активен в медийной тусовке в Уфе, в Башкирии, общался с самыми продвинутыми, самыми интересными личностями, которые имеют свое мнение, которые здравомыслящие.

Мне кажется, ошибочно думать, что он там до этого думал каким-то образом позитивно о власти, а потом разочаровался. Я думаю, он всё знал и всё понимал. Просто совершил ряд каких-то ошибок — может быть, и незначительных с нашей точки зрения, но власть их не терпит.

Соответственно, они решили, что он им сейчас не нужен, и всё. Ему нужно было как-то себя в дальнейшем, не знаю, прокормить, вот он нашел себе поддержку в лице Ходорковского****, на которого когда-то работал.

Я восхищаюсь теми людьми, которые пришли поддержать человека, который просто выступил на митинге со своими взглядами, и они не побоялись вот этого массового присутствия возле суда. То есть, по сути, их обвиняют по политическим мотивам за участие в собрании или в митинге.

Хабиров хочет, как я понимаю, полностью избавиться от любых национальных движений, вообще от любых сообществ людей, которые кооперируются по каким-то взглядам.

Я вернулась в публичное пространство, но я еще до конца не отошла от всех этих событий. Про планы, наверное, я сейчас что-то конкретно сказать не могу.

Моя идеальная жизнь в России — в своем доме или квартире с мужем, с детьми. Это просто обычная жизнь, где мы по выходным встречаемся с большой семьей нашей, в будни работаем, как все. Я занимаюсь любимым делом, муж занимается любимым делом, мы растим детей, и всё хорошо, и никто из нас не сидит в тюрьме.

Мое любимое дело — это вот была общественно-политическая деятельность в последние годы. Может быть, я найду какое-то еще направление, учитывая, что пока я нахожусь здесь (за границей. — Прим. ред.). Я всегда хотела оставаться самой собой и посвящать свою жизнь тому, что мне нравится делать. Я люблю справедливость, я люблю искренних людей. Мне кажется, я просто такой родилась и это как-то изначально было во мне заложено.

Мы, люди, можем всё, у нас есть ум, сердце и душа. Самое главное, что я хочу сказать, чтобы мы не теряли надежду, верили, что мы всё сможем. Мы преодолеем все эти трагедии и катастрофы, которые происходят в последние годы и с нами лично, и с нашей страной, и всё, что происходит в мире. Мы всё это выдержим, и мы сможем сделать нашу страну, Россию, мирной и свободной. Я в это верю.

Больше о жизни и политическом пути Лилии Чанышевой* читайте в нашей отдельной статье.

* Лилия Чанышева внесена в список террористов и экстремистов.

** «Штабы Навального» признаны экстремистскими организациями, ликвидированы и запрещены на территории РФ.

*** 9 декабря 2022 года Ростислав Мурзагулов внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.

**** 20 мая 2022 года Михаил Ходорковский внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.