«Не хочу быть овощем и лежать как придурок»: жизнь в селе под Уфой — глазами 75-летнего пенсионера

Густые леса, падающие листья, разбитые дороги. Маршрутка из Благовещенска, что над Уфой, несется по убитой трассе. После каждой кочки машина подпрыгивает и падает обратно на землю. Кажется, что каждый раз она собирается взлететь и в ней нужны ремни безопасности, как в космических кораблях. Хотя кратеров, как на Луне, хватает и здесь — на дороге, которая ведет в башкирское село Верхний Изяк. Еще одну дорогу с другой стороны села власти обещали починить после прошлого визита UFA1.RU. Наш корреспондент поехал это проверять, а заодно поговорил с местными — в том числе с 75-летним пенсионером, который переехал сюда после долгих (и трудных!) лет в столице региона. В этом материале мы показываем жизнь в селе глазами пожилого, но еще не сдавшегося старости человека.

Как ранее рассказывал UFA1.RU, село находится в 26 километрах от центра Благовещенска, до Уфы отсюда — почти 60 километров. Кстати, есть путь короче, но дороги там, говорили местные, еще хуже. В XVIII веке эту территорию заселили марийцы (в то время черемисы) — они долгое время воевали с войсками Ивана Грозного, но в итоге пришлось принять условия царя: в городах не жить, с крупных рек — вон. Так посреди леса и неподалеку от Уфы они основали поселения на реке Изяк.

От села Верхний Изяк до трассы Уфа — Бирск — Янаул порядка 17 километров. По пути встречается еще несколько поселений, в том числе Ильино-Поляна (репортаж про него мы тоже выпускали). Маршрутка, пока мы ехали, просто тряслась, машина подпрыгивала на каждой яме, казалось, что вот-вот отвалятся колеса, но водитель гнал уверенно. Дорога не особо долгая, думал, почитать чего-нибудь, пока едем, — а не получилось, всё трясется, буквы начинают плясать. Но главное, что вообще есть транспорт, потому что пешком идти часа 3 в лучшем случае.

Ремонт дороги все-таки сделали: уложили плотный слой песка, накидали камней, и вот — новое полотно готово. Это, конечно, не асфальтобетон, но выглядит неплохо, учитывая, что последнюю неделю у нас по Башкирии сплошь шли дожди, — раньше тут всё размывало, водители делали накат и ехали только по нему, не съезжая, потому что за кучей грязи могла скрываться яма. Так наедешь на нее — и точно без колеса останешься. Сейчас, конечно, лучше — автомобилисты гоняют тут только так.

Зато на обычных улицах в селе дороги остались с тех времен, когда сюда заехали марийцы.

Прогуливаясь по одной из улиц на окраине села, я заметил вышедшего из дома пенсионера. Он заметил меня, чужака. Я планировал задать ему пару вопросов относительно жизни в селе, а он предложил зайти в дом и поговорить там. Он попросил не указывать его имя, поэтому давайте я назову его Айрат.

У Айрата большой участок — помимо дома есть огород, пристройка типа сарая, гараж и баня. Когда заходишь в дом, то чувствуешь, что он новый — пахнет деревом. Его построили несколько лет назад, но он до сих пор выглядит как новый.

Айрат родился в Верхнем Изяке и жил примерно в том же месте, где живет сейчас. Наш разговор проходил в гостиной, она же по совместительству жилая комната. Рядом — кухня.

— Родился я здесь, почти в этом же доме жил. Где гараж — там раньше дом стоял 1918 года постройки. Отец с двумя братьями построили три дома, сохранился сейчас только один. Свой разобрал только в прошлом году — он 104 года простоял, деревянный, одноэтажный, небольшой, — рассказал Айрат.

Предки отца Айрата родом с территории, где жили марийцы (до советских времен у них не было автономии или какой-то государственности). Они сбежали от Ивана Грозного, чтобы не принимать православие. Родители по материнской линии — с территории татар.

— Здесь были сплошные леса, они выкорчевывали их, поселение с трех домов началось. Их поставили у ручейка, на болоте, потом сюда перешли, — говорит Айрат.

Отец пенсионера был призван на Первую мировую войну (1914–1918 годы): бывал в Польше, Финляндии, Румынии. Не успел он вернуться домой — снова на войну, уже на Гражданскую (1917–1922).

— Он прожил 85 лет, мать — 107 лет. Долгожители, — подмечает пенсионер.

Когда началась Вторая мировая война, его отец уже призван не был, но работал в Уфе, на УМПО. До войны здесь делали моторы для комбайнов, а когда пошло немецкое наступление, сюда эвакуировали завод авиамоторов из Рыбинска. За время войны в Уфе произвели тысячи двигателей.

Но есть одно но — расстояние. От села до завода — больше 20 километров, а транспорта в то время здесь не было. Отец Айрата вместе с коллегами ходил пешком каждое утро.

— Они с этой улицы прям и ходили пешком 25 километров. Рано утром выходили, работали, потом ночью возвращались, 4 часа спали, опять на работу. Потом ему на ногу упала труба, четырех пальцев лишился. Резали без наркоза пилой. Сильный человек был, — рассказывает пенсионер.

Его отец поведал историю: до революции на горе, что неподалеку от села, стоял дом то ли офицера, то ли казака русской армии. Леса были ягодными, поэтому чиновник частенько приезжал в свою усадьбу летом.

— Как-то раз он проехал по селу на лошади с бочкой. А в бочке знаешь что? Водка! Угощал всех желающих. Фамилию его не знаю, отец знал, а я был пацаном, когда он это рассказывал. Усадьбы уже нет, большевики разгромили ее, — поведал мужчина.

Несмотря на то что у Айрата собственный дом, он считает, что частная собственность — зло. Отчасти.

— В советские времена все были дружными. Почему? Потому что частной собственности не было. Допустим, кто-то строится — приходят все, друзья или родственники, вместе всё делали, женщины обед готовили. А сейчас чтоб что-то сделать — дай деньги. Лучше сам сделаю. Они на пять рублей рублей поработают, на 50 выпьют. Лучше б на 50 поработали, на 5 выпили, — рассказывает Айрат.

Сам пенсионер окончил здесь школу — 8 классов, потом еще два года доучивался в Ильино-Поляне. Выпустившись из школы, он хотел поступить в Севастопольское высшее военно-инженерное училище, но не прошел медицинскую комиссию по слуху — говорит, дядя надрал уши как-то, да так, что отеки пошли, вот и не повезло. Тогда Айрат решил поехать в Екатеринбург (в то время — Свердловск), чтобы там поступить в Горный институт.

— Я, пацан 17-летний, деревенский, на 10 рублей купил билет на самолет туда, устроился в общежитие. Ну а что, молодой был, погуляли с ребятами, — вспоминает Айрат.

Однако учебы на Урале не сложилось: тогдашний парень завалил экзамен по физике. Пришлось возвращаться обратно, хотя его товарищи по общаге говорили, мол, «пересдай и поступай с нами на горный факультет».

— Я говорю: «Не, я лучше у себя буду поступать». А сюда приехал… ну так получилось, не нашел училище, которое мне надо. До весны дома лежал, а потом в военкомат вызвали. Прошел медкомиссию, прихожу к военкому, говорю: «Родители старые, оставьте на год», а он спрашивает: «А ты чего делал-то зимой, работал?», я говорю: «Нет, дома сидел». Он мне: «А-а-а, так ты собак пинал! Пойдешь служить!» — смеясь, вспоминает пенсионер.

В итоге Айрата забрали в армию. Срок службы тогда составлял два года. Служить пришлось далеко от дома — в Монголии, на границе с Китаем.

— Отправили в Монголию, в Чойбалсан. Рота охраны, авиационный полк. Помню даже индекс полевой почты — 06903, — говорит пенсионер.

Советское правительство направило в дружественную Монголию войска, чтобы укрепиться близ Китая, который тогда считали опасным соседом. В конце 1980-х Вооруженные силы СССР покинули Монголию. К слову, от Уфы до Чойбалсана — более 5,5 тысячи километров, а до российской границы — 1 тысяча.

Вспоминая эту пустынную страну в 1970-е годы, Айрат говорит, что там было сплошное «перекати-поле».

— Ну Монголия есть Монголия. Пустыня, степь. Но там был резко континентальный климат: зимой у них -15 градусов — как у нас -40, сильный и пронизывающий ветер. А летом — гимнастерку постирал, она за 10–15 минут засыхает. Там воздух раскаленный, сухой. Зато ночью прохладно, — говорит пенсионер.

Местные русский язык знали неплохо, в их рационе отсутствовала рыба — считалась священной, а жили они в юртах.

— Там квартиры же наши строили. Работать они не хотели. Какой-то обязаловки, как у нас, у них не было. Зато они к китайцам в гости ходили через границу, мы-то нет, а они да. До границы там недалеко было, — рассказывает Айрат.

После возвращения из армии он попробовал свои силы в Авиационном институте Уфы (более известный сейчас как УГАТУ), но там тоже провалил физику. На этот раз назад сдавать не стал, потому что студенты подсказали ему другой способ поступить — пойти на рабфак.

Рабфаками в первые годы СССР назывались подготовительные отделения при вузах. Рабочих и крестьян принимали сначала без всяких экзаменов, с минимальным набором знаний, добирали чего не хватает, а потом отправляли в вузы. В 1940-х рабочие факультеты уже не существовали, а в позднем СССР появились вновь. Суть была та же — подготовить ребят к учебе.

— У нас на рабфак поступило 400 человек. От незнания или нежелания учиться отсеялась половина, поступило нас в Авиационный институт 200 человек, — вспоминает Айрат.

Айрат работал до 67 лет, потом ушел на пенсию. Все свои накопления вложил в строительство дома в Верхнем Изяке — строил не сам, заказал сделать основную работу, остальное доделал своими руками.

В новом доме внутри он делал всё сам. Отопления, кстати, нет. На вопрос, как так и чем поддерживать тепло, пенсионер показывает на пол — там, под паркетом, он проложил электрообогрев из ленты и проволоки. Это оказалось дешевле, чем закупать какое-то оборудование. Мужчина полагает, что сделанной системы хватит лет на 50.

Вернуться в село он решил после долгой жизни в Уфе. Там он работал на заводах и промышленных предприятиях. В его послужном списке — Агрегатный и электронно-телекоммуникационный БЭТО (о нем мы рассказывали тут). В какой-то момент ему даже удалось получить жилье в столице республики — комнату в общежитии.

— Я не женат всю жизнь. Тогда неженатым не давали квартиру, а потом возможности уже не было купить. Накапливал всю жизнь и по заказу дом построил. Я мечтал о своем жилье. Ну хоть на старости лет получилось. Сюда переехал, потому что это моя родина, да и родственников много, — говорит Айрат.

Он добавил, для рабочих завода строили отдельное жилье, но потом предприятие объединили с другим, все квартиры перешли к работникам другого производства.

Когда Айрат уволился, то жить в общаге до скончания веков не захотел. Он собрался домой, в Изяк, чтобы обзавестись собственным жильем. В него он вложил деньги, которые специально копил и заработал потом на вахте. Вскоре снова планирует уехать на заработки — в Сибири на объекте требуется монтажник электрооборудования.

— Ну а что, делать нечего. Сейчас летнюю работу закончу, поеду в Томск. Не хочу быть овощем, лежать как придурок. Что мне тут: поесть приготовить, пол помыть да снег убрать, всё, больше работы нет. В октябре или ноябре поеду — и до мая. Не хочу тупеть, — сказал он.

Во время нашего разговора всё время на фоне работал телевизор. На одном из федеральных каналов рассказывали истории в духе пришествия инопланетян, только о мировых событиях и неизвестных свойствах животных. Становится понятно желание собеседника уехать.

— Телевизор вот смотрю, но самое интересное ночью показывают. В советское время фильмы были хорошие, качественные, а тут уже понятно, где что: обязательно деньги, убийства, измены, такого же не было у нас! Преступники были, но про измену не писали. Воспитывались так. А чем лучше воспитаешь — тем лучше станет человек, — говорит Айрат.

Жизнь в селе, по словам пенсионера, сильно отличается от города, особенно летом.

— Я иногда туда [в Уфу] езжу. Приезжаю — голова болит, воздух ужасный, такое ощущение, что дерьмом пахнет. Так что если работаешь в городе, то лучше жить за ним. Многие ездят в южную часть (имеется в виду на юг от Уфы. — Прим. ред.), а у нас, в северной, лучше. Ветры северные и южные, западных мало. Запахи с химзаводов проходят мимо нас, ураганов тут нет — горы спасают, удобно здесь, — говорит мужчина.

В городе, по его словам, дышать тяжело. В Уфе при этом, считает он, еще хуже, чем в Салавате или Стерлитамаке.

— По-моему, даже в Салавате, Стерлитамаке легче дышать, потому что там улицы широкие, с аллеями, всё сделано в советское время, не сужали тогда ничего. А в Уфе на каждом свободном месте дом строят. Это же муравейник! И транспорта до хрена, дерьмо всё вылезает, — говорит Айрат.

В селе ему хорошо: чистый воздух, спокойные и приветливые соседи, многих из которых он знает лично. Но есть и такие, с которыми «дела иметь не хочется». Пенсионер считает их лентяями.

— Общаюсь с некоторыми. Тут вот есть двое — сын у них дошкольник, на остановку ходит побираться. Они не работают. Живут на детские пособия, обманывают там, воруют, — утверждает он.

Рассказывая о жизни в селе, он заговорил о продуктах. Сейчас в селе остался только один магазин, да и тот, по словам пенсионера, резко повысил цены. Он полагает, что товары закупаются из сетевого супермаркета в соседнем селе Ильино-Поляна, а здесь уже коммерсант продает втридорога. При этом он отмечает, что раньше магазином владела женщина, у нее цены тоже были выше, но не настолько. Потом, говорит, она продала магазин и уехала в Благовещенск. Теперь если здесь не покупают, то ездят в город или Ильино-Поляну.

В то же время собеседник как типичный житель сельской местности выращивает на своем огороде картошку, в этом году посадил еще сахарную свеклу, теперь думает, как ее кому-нибудь продать. Заняться ему есть чем — говорит, хочет до отъезда доделать баню. Еще Айрат обратил внимание, что в Верхнем Изяке почты нет (хотя вывеска отделения в центре всё же есть).

— Там гроши платят, никто не хочет работать. Они уходят либо в курятник (так здесь называют АО «Турбаслинский бройлер». — Прим. ред.), либо в «Полиэф» (производит пластмассу. — Прим. ред.). Там уборщица за один рабочий день 2 тысячи рублей получает. Лучше тряпкой махать, чем в курятнике возиться, — сказал пенсионер.

Тут он мимолетом упоминает, что платить за свет ездит в город, так как у него обычный телефон. Более продвинутый у него был, но из-за одного случая он передумал им пользоваться, да и технические характеристики не нравятся.

— Мошенники в прошлом году кинули меня на 17 тысяч. Зомбировали. Поэтому сейчас трубки не беру. Телефон у меня простой. На кой черт мне смартфон нужен: мне подарили его как-то, так он, елки-палки, сутки-полтора — зарядка кончается. А на этом, стареньком, 3–4 суток держится, — подметил Айрат.

При этом как именно его обманули, он и сам не понимает. Говорит, выпросили номер карты, а он и сказал его. После этого случая он выпустил новую карту и купил в банке услугу страхования средств.

Для своего возраста Айрат очень активный: доделывает дом, достраивает баню, занимается огородом и планирует уехать на полугодовую вахту. Здоровье на восьмом десятке немного подводит. Из серьезного, говорит, только микроинсульт.

— Это несколько лет назад было. Собрался на работу, вышел — и сразу повело, упал. Глаза не мог открыть — больно. Соседи вызвали скорую. Они мне укол сделали, нормально, прошло. Дефекты сейчас есть, это уже возрастное. Но я каждый год прохожу [диспансеризацию]. Тут от силы характера зависит: если ты настроил себя, то не замечаешь, как организм сам борется с болезнями, не надо ему мешать. Давление иногда проверяю, если повышено, пью таблетки, понижаю, — говорит пенсионер.

Его мать, напоминает он, прожила 107 лет. Утверждает, что она обращалась в больницу всего три раза — и то только из-за травм, а так всегда лечилась, что называется, «народными средствами».

Когда мы закончили беседу и вышли из дома, мимо проходили школьники — возвращались после занятий. Они поздоровались с Айратом, а он с ними и сказал что-то про «грызть гранит науки». Его здесь молодняк знает, но называет не «дедом», а «дядей» — говорит, сам приучил их этому, потому что детей и внуков не было.

А что еще касается детей, то в селах развит культ мотоциклистов среди них. Это когда ученик 5-го класса садится на незарегистрированный транспорт и гоняет на нем по селу без шлема и прочей защиты, не говоря уже о водительских правах. С большой долей вероятности родители знают о таком увлечении своих детей, но закрывают глаза — но ровно до тех пор, пока мотоцикл не угодит в яму и опрокинется, а их ребенок погибнет от травм.