Крик души преподавателя: студенты безграмотные, а с «хвостами» за них разбираются родители

Дети поколения Y мало читают, потому что литературу им дают уже выжимками, в сокращениях, да и список обязательных книг намного короче, чем был 10–20 лет назад. Зато они лихо умеют копировать чужие тексты для курсовых и рефератов и очень удивляются, когда слышат, что так нельзя. Они считают преподавателей замшелыми пнями, а в вузы приходят, потому что родители привели и заплатили. Но они не безнадёжны. Почему — об этом рассказала Ольга Автохутдинова, доцент кафедры русского языка и стилистики факультета журналистики Уральского федерального университета, которая уже 12 лет учит писать будущих журналистов.

Студенты как студенты — раздолбаи, шалопаи. Все разные. Есть инфантильные, есть очень вдумчивые и ответственные. Многие, едва отсидев пары, убегают на работу: как и мы когда-то, со второго-третьего курса остаются в редакциях. Есть звёзды, которые уже состоялись профессионально. Ну, или они так думают. Есть школяры, живущие в рамках заданной школой парадигмы: преподаватель всегда прав, сила в зубрежке. Когда говоришь, что не нужно слепо соглашаться с чужой позицией, можно выбирать, основываясь на своих выводах, своем опыте, они удивляются. Разные они все. Умные, креативные, жизнерадостные, язвительные, томно чешущие друг другу спину на парах, горячо спорящие, если тема их задевает. Это и привлекает: их разность, непохожесть.

Преподаватель в представлении студента — некий андроид. Он всегда на боевом посту, на кафедре. И, отчитав лекции, на ночь, видимо, уползает подзаряжаться в шкаф, чтобы с раннего утра снова быть готовым общаться со студентами. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки. К слову, самое активное время сдачи письменных работ — ночь. Пришлют, бывает, работу часа в два ночи, а в семь-восемь утра уже стучат во «ВК»: вы прочитали? А до этого полгода — ни слуху, ни духу. Солнышки ясные, конечно же, мы с замиранием сердца ждем, когда вы что-нибудь пришлете. Вздыхаешь и читаешь. Работу ж сама выбирала, никто не заставлял. У преподавателя в представлении студента, как мне кажется, нет личной жизни, своих увлечений, только университет, только хардкор. Их очень удивляет, что их профессора в курсе новых технологий, знакомы с масскультом, смотрят те же фильмы, слушают ту же музыку.

Хотя в последние годы неприятно царапает то, что некоторые ребята с трудом принимают университетскую манеру общения преподаватель — студент. То, что в аудитории могут быть свои ритуалы приветствия, или то, что к преподавателю, даже очень молодому, не принято обращаться на ты. Так как я выгляжу моложе своих лет, у некоторых студентов возникало чувство, что со мной можно вести себя как с сокурсницей. Однажды молодой человек, первокурсник, подошел, приобнял за плечи: «Ну что, как там у нас с диктантами?». Пришлось объяснять ему правила поведения. Кстати, обратная вежливость — обращение к ним на вы — студентов тоже поначалу удивляет.

Немного поворчу и посетую, что в прошлые-то годы и трава зеленее была, и деревья выше. Раньше было больше студентов с амбициями, поступая на факультет, они знали, чего хотели — работать на телевидении в Москве, стать редактором крупного СМИ или создать свое издание, например. Отвлекусь немного, но у абитуриентов много заблуждений о профессии: красивая картинка в телевизоре, головокружительные карьеры, заоблачные зарплаты. А когда после практики ребята сталкиваются с реальными зарплатами на рынке, за такие деньги работать не хотят.

Так вот. Раньше на факультет шли амбициозные, бредящие профессией. А теперь всё больше приходят с желанием пересидеть, потому что родителям нужен диплом. Корочки ради корочек. Строчка в резюме. Выпускаясь из школы, такие думают: я не знаю математику, физику, химию. На филфак не пойду, потому что русский язык тоже плохо знаю. А журфак — это легко, забавно, отсижу четыре года как-нибудь. По профессии в итоге работать и не собираются. У папы одного студента, к примеру, был свой бизнес, и сын работал с отцом, ему нравилось. Но почему-то мальчика решили отправить на журфак, а не в сферу, близкую к бизнесу отца. Зачем?

Сейчас на факультете почти нет бюджетников, обучение платное и далеко не дешевое. Но родители платят, приводят за руку в университет. Иногда приезжают разбираться с преподавателями, с хвостами, получать задания за детей. Но к работодателю же папа с мамой не поедут выяснять, почему у ребенка ненормированный рабочий день, почему отправляют в выходные интервью брать. Хотя… кто знает, может, доживем и до такого.

Наивная вера: всё, что лежит в интернете, — ничьё и его можно безнаказанно брать. Не просто уточнить информацию, а стащить ее и присвоить себе. Поясню: сдают курсовые без цитат и ссылок, зато с морем копипаста. Я говорю: вы же крадете чужой текст, как вам не стыдно, ай-яй-яй! Обычно расправляюсь с такими быстро и беспощадно: отправляйся, милый друг, все переделывать, оформлять по правилам, писать самостоятельно. Удивляются: текст же выложен в открытый доступ! Но это же не значит, что он никому не принадлежит, верно?

И ведь тащат-то как! Не отдельными цитатами, подходящими для раскрытия темы, а огромными кусками, по две-три страницы, главное, что слово нужное упоминается, а объемы роли не играют. Думаю, здесь аукается еще и то, что в школе классические произведения дают в сокращении. То есть за детей уже выбрали части произведения, критически переосмыслили. Школьников искусственно избавляют от этапа анализа текста, выбора главного, нужного. И они так ко всем текстам относятся потом: лежит — надо брать целиком.

Иногда ребятки смешно попадаются на мелочах: берут целиком чью-то работу — курсовые или рефераты — и забывают поменять грамматический род. Парень сдает, а написано «я проанализировала», «я пришла к выводу». Спрашиваю: вы с гендерной самоидентификацией не определились? Смущается, краснеет. Еще забавнее, когда тебе на голубом глазу в качестве курсовой сдают твои же статьи или отрывки из диссертации. Может быть, надеются, что руководитель свои же работы не узнает, или просто на фамилию автора не смотрят.

Почему-то студент не задумывается о том, что украденные тексты легко вычислить по стилистике: по введению видно, как мучительно он сражается с формулировками, какие наивные у него фразы, как часто он допускает грамматические ошибки. Читаешь и не знаешь — то ли от смеха рыдать, то ли от горя. А потом вдруг — сложная терминология, сложный синтаксис, откуда что берется? Будто писали два разных человека или у студента приключилось расстройство личности. На защите просишь объяснить значение терминов — не могут. Кто-то признается, что стащил, кто-то до последнего отрицает, пока не предъявишь ресурсы, с которых был украден текст. Упрямые.

О чтении и грамотности

Речевая практика жизненно необходима тому, кто хочет научиться писать. Но это не только собственная писанина, но и постоянное чтение чужого. Чтение развивает языковое чутье. Надо сначала начитать много всего: чем больше человек читает, тем более он свободен в построении собственной речи. А в школе сейчас уходит практика чтения вслух, заучивания стихов. Мы не заставляем читать стихи, человек не работает с дыханием, выражением, артикуляцией, не привыкает к невербалике. Когда мы читаем вслух, то можем бубнить, а можем декламировать, играть голосом. И эти же инструменты использовать потом в общении.

Если нужна юмористическая тональность, автор должен понимать, как строится ирония. А как понять это, если не читаешь? Невозможно научить этому без опоры на уже существующие произведения. Ничто не берется из ничего. Собственный стиль вырабатывается постепенно, в том числе и за счет начитывания большого массива литературы. Когда мы учились, было восемь семестров русской и зарубежной литературы с неподъемными (как тогда казалось) списками для чтения. Мы стенали, но «продолжали жрать кактус». Конечно, читали быстро, по диагонали, но не только улавливали сюжет, но и «впитывали» стилистику, сочетаемостные возможности слов. Хотя, возможно, этого и не осознавали. А сейчас курс литературы сократили до полутора лет. О каком стилистическом мастерстве и языковом чутье в такой ситуации можно говорить? И когда ребята начинают писать сами, пытаются изобразить в материале что-то эдакое, получаешь перлы типа: «Берёза — царица русских полей и классический представитель русской фауны».

ЕГЭ, в отличие от классического сочинения, учит конструировать из готовых речевых формул нечто, похожее на рассуждение, но настоящего, глубокого рассуждения в таких работах нет. Отголоски ЕГЭ: морализаторство во вступительных сочинениях. Осудить неправильное, защитить правильное, навешать ярлычков. Другая крайность — растечься мыслью по древу, уйти в философские дебри и, не выбравшись из них, оборвать текст. Но полноценных, качественных сочинений, да еще и написанных в одном из журналистских жанров (как требуется от поступающих на факультет), — единицы. Но тем они ценнее.

Кроме того, для сдачи ЕГЭ по русскому практически не нужны фоновые знания: для набора баллов достаточно вспомнить случай из жизни и из какого-нибудь классического произведения (а их, как я уже сказала, школьники читают в сокращении). А если для сдачи экзамена фоновые знания не нужны, зачем их накапливать? А на вступительных бедолаг начинают тиранить вопросами типа: каких журналистов вы знаете, кого читаете? А почему? Гоняют и по русской и по зарубежной истории, по политическому устройству Российской Федерации, ближнего и дальнего зарубежья. Плач и скрежет зубовный, одним словом. Потому что какой журналист без фоновых знаний? Расскажу историю, ставшую на кафедре анекдотом. Разбирали на лекциях фельетон Булгакова, в котором упоминался Врангель. Стали выяснять, кто это такой. Студенты: «Это такой художник был». Преподаватель: «Нет, это Врубель». Студенты, помолчав: «А! Капитан такой в мультике есть!» Преподаватель: «Это Врунгель!» Пришлось вместо приемов выразительности вспоминать историю Гражданской войны.

Всё можно нагуглить

Интернет — хороший костыль. Летать с ним не будешь, но передвигаться сможешь довольно резво. Можно по-разному относиться к новым технологиям, но я не вижу в них того черта, которого пытаются намалевать: он оболванит, угробит способность мыслить, превратит всех поголовно в идиотов. Интернет — один из инструментов поиска информации, я отношусь к нему так. В современных реалиях бумажная книга как основной источник информации сдала свои позиции, это пора признать. Если ты не знаешь слово, не до конца понимаешь его значение, не обязательно открывать именно бумажный словарь. Погугли, проверь, зайди на ту же «Грамоту».

Важна не площадка, важно, чтобы навык перепроверять был. Я разрешаю пользоваться электронными словарями на лекциях. Когда студенты встречают незнакомое слово в тексте, спрашивают значение, я говорю — открываем Google и смотрим. Искать информацию в справочниках — полезный навык. На сегодня, лично для меня, проблема не в том, что ребята гуглят, а в том, что они не хотят вчитываться в текст, анализировать его, интерпретировать. А ведь им всю жизнь с текстами работать. Если свяжут свою жизнь с журналистикой, конечно.