Милана Скоробогатова, начальник управления по опеке и попечительству администрации Уфы: «Нельзя играть перед собой в красивого человека»

Если заглянуть в историю нашего народа, то еще каких-то пару веков назад (для нации в целом это совсем не глобальные даты) не могло быть и речи о том, чтобы ребенок, по той или иной причине оставшийся без родителей, оказался бы никому не нужен. Его воспитанием занимался весь род, ведь сирота в роду – это был позор для семьи. Сейчас в России детей-сирот столько же, сколько их было после Великой Отечественной войны. Возможно, ситуация в настоящее время сложилась таким образом с той целью, чтобы мы все осознали величайшую ценность и значимость понятия «семья» в нашей жизни, пересмотрели наши убеждения, обернулись назад, заглянули в историю народа и вернули ценнейший опыт взаимоотношений в современность.

– Вашему управлению всего год, а сами вы как давно работаете с «государственными» детьми?

– В 1998 году я участвовала от нашей республики в первом российском конкурсе педагогов дополнительного образования в номинации «социальный педагог». Работала как раз с детьми из детского дома №1 Ростова-на-Дону. Но вообще, можно сказать, что к тому, чем я сейчас занимаюсь, я шла всю свою жизнь. Ведь начиная с того воспитания, которое дали мне в моей собственной семье, и заканчивая сегодняшней работой, весь мой жизненный путь формировал во мне сильную ответственность за семью, за детей. Отношение к детям вообще в нашей семье очень трепетное. Родители мои из многодетных семей. В папиной было восемь детей. А бабушка с маминой стороны вообще родила 12, правда, в живых осталось только четверо, и моя мама была первой, которая выжила. Умение слушать и слышать детей, жить их жизнью, их интересами всегда очень ценилось. Наверное, поэтому я и стала педагогом. Работала в школе, потом в центре детского творчества. Кстати, именно там я и создала свою первую авторскую программу по раннему развитию детей. Много сил и времени отдала такому известному проекту как «Беби-шлягер». И очень горжусь тем, что помогла многим талантливым детям проявить себя. Например, одна из наших финалисток – Яна Прыжанкова – сейчас студентка ГИТИСА и не только я, но и Уфа имеет все основания ей гордиться.

– Но благополучные домашние дети – это одно, а детдомовские – это совсем другое?

– Был период, когда я работала с трудными подростками в центре «Индиго». Именно там я поняла, что детство бывает разным и далеко не всегда счастливым и безоблачным. Тогда я посмотрела на семью достаточно трезво.

– С детьми, обделенными родительским вниманием, впервые когда столкнулись?

– Первый раз я попала в детский дом в детстве. У нас на территории детского дома находился школьный лагерь. И честно признаюсь, меня родители увезли оттуда через три дня. Увезли с ужасной ангиной. При воспоминаниях об этом моменте у меня до сих пор встает комок в горле. Я уже тогда точно знала, что дети так жить не должны. Кроме боли, несправедливости, неприкрытой агрессии, исходившей тогда от этих детей, я не почувствовала ничего.

– Был ли у вас такой момент, когда вы поняли, что работа с детьми – это ваше призвание?

– Я проходила через одну выборную кампанию и, возвращаясь домой после встречи с избирателями, сама себе попыталась ответить на вопрос: «Что я хочу получить в конечном итоге? К чему стремлюсь?» Была зима, шел снег... Посмотрев на снежинки, кружащиеся в свете фонаря, я поняла, чего хочу: чтобы у моих детей в этом городе было будущее. И я выбрала для себя такое поприще, на котором приходится брать ответственность за будущее других людей в собственные руки. Конечно, я его не определяю, но повлиять могу.

– Управлению по опеке всего чуть больше года – тяжело было начинать?

– С 2000 года в нашем городе было разработано сразу несколько целевых программ, направленных на поддержку приемных семей. Уделялось достаточно много внимания этой теме. И для того, чтобы это направление заработало с новой силой, и было создано наше управление. Если раньше этими детьми занимались отдельные энтузиасты, то теперь появилось 11 человек, которые конкретно занимаются вопросами жизнеустройства детей-сирот.

– Страха не было? Ведь перед вами, как я понимаю, сразу ставилась задача сократить количество детей-сирот в детских домах как минимум вдвое?

– Ну, во-первых, никаких таких конкретных планов не было, а, во-вторых, если бы был страх, мы бы ничего не сделали. Мы работаем. И сделано очень много. Так, например, мы инициировали разработку ряда законодательных актов о создании института сопровождения приемных семей. Чтобы не оставлять людей один на один с их проблемами. Мы уверены, что в ближайшем будущем эта система уже заработает.

– Детей в детских домах действительно стало меньше?

– Да. Если в декабре 2006 в Уфе в детских домах и домах ребенка воспитывалось 810 детей-сирот, то на сегодня их уже 508 человек.

– И можно ждать, что количество интернатных учреждений сократится?

– Я уверена. И думаю, что произойдет это уже на следующий год. Сейчас их восемь, а в 2008 году, скорее всего, останется один дом ребенка и максимум два детских дома. Нам есть к чему стремиться. Есть регионы в России, где на миллионный город вообще одно такое учреждение. Нами сейчас сделана только малая часть.

– А будет ли когда-нибудь такое время, когда детских домов в нашей стране, в нашем городе не будет вообще?

– Если я скажу да, наверное, меня можно будет уличить в несерьезности. Мы все – реальные люди и живем в реальном мире. Но часто я вспоминаю разговор с одним мальчиком. Ему 15 лет, большую часть из них он провел в детском доме. И после детского дома попал в замещающую семью. У меня как у представителя органов опеки к семье этой были претензии, мне казалось, что, возможно, ему лучше вернуться в детский дом. На что он мне серьезно так ответил: «А вы сами в детском доме когда-нибудь жили? Разрешите мне самому решать, где мне лучше. Здесь жить мне, а не вам. Мне здесь хорошо, мне здесь нравится. А вас здесь никто не держит». Я не нашлась, что ему ответить.

– Желающих стать приемными родителями в Уфе много?

– К этому вопросу нельзя подходить с позиции чистой математики. Да, очередь на детей и сейчас есть. Сейчас в ней 293 семьи. А в детских домах 510 воспитанников. Казалось бы, чего проще: возьми и раздай их всех в приемные семьи. Но мы то знаем, что 20% от всех детей-сирот не будут переданы в семью никогда. Потому что это дети с тяжелейшими заболеваниями. Да, есть случаи в Уфе, когда усыновляют и детей с ДЦП, и с пороком сердца, и даже с иммунодефицитом, но решиться на такой шаг могут далеко не все и не всегда. И мы не имеем права этого от них требовать.

– У будущих родителей есть какие-то предпочтения?

– Подавляющее большинство хочет взять маленькую девочку. И это вполне объяснимо. Во-первых, чаще всего инициатором усыновления выступает женщина, а ей, естественно, хочется иметь маленькую помощницу. Во-вторых, женщины более гибкие, с ними проще.

– К кандидатам на роль приемных родителей строго подходите?

– Строго? И да, и нет. Скажу честно, примерно 20% отсеиваются. Далеко не все действительно могут стать полноценными родителями для чужих детей. Самый строгий подход по ощущениям, когда ты беседуешь с семьей: насколько они включены, насколько они слушают и слышат ребенка. Не строго, возможно, по квадратным метрам, если мы видим, что в этой семье ребенку будет хорошо, несмотря на то, что у них всего двухкомнатная квартира, есть свой собственный ребенок, и они хотят взять еще одного на воспитание. Я сформулировала даже для претендентов специальный вопрос: «Вы сейчас поедете смотреть ребенка – смотрите не головой, а сердцем. Этому ребенку я жизнь готова подарить, отдать, если хотите. Слушайте сердцем. Если да, то это ваш ребенок. Если нет, то даже не пытайтесь ни нас, ни себя убедить в этом. Нельзя играть перед собой в красивого человека или в благородного».

– Сами никогда не хотели взять в свою семью чужого ребенка?

– Вы знаете, нет. У меня эта ниша занята. И в этом плане я полностью реализовавшийся человек. Детей у меня двое: старшему сейчас 17, он студент, младшему 6, на следующий год только пойдет в школу.

– И никто из ваших коллег не загорался такой идеей?

– Это наша профессия. Я радуюсь тому, что у нас в команде работают и влюбленные девушки, и мамы, и бабушки. То есть представлены все женские ипостаси. Но никто из них не пошел на этот шаг. Хотя, не скрою, были специалисты, у которых возникало такое желание. Но я их отговорила. Потому что нельзя путать профессионализм и эмоции.

– Вас не смущает использование в отношении детей-сирот PR-технологий?

– Год назад, когда перед нами поставили такую глобальную задачу, мы поняли, что без PR-проекта сдвинуть дело с мертвой точки просто невозможно. Необходимо было войти в информационное поле. Другой вопрос: как это сделать? Ведь у нас не товар, у нас дети. Если в обществе такие дети есть, значит общество ответственно за этих детей. Нужно заставить всех и каждого задуматься. Второй момент, показать духовный потенциал, что для нашего общества это не свойственно. Перекос возник в советский период. Функция воспитания была насильно выведена из семьи. Ребенку исполнялось три месяца – и мать была обязана выйти на работу. Ее пытались заменить сначала ясли, потом детский сад, школа с группой продленного дня. И моральная планка упала. Стала теряться ответственность за своих детей. И фразы типа «Воспитывать должна школа», «Государство должно взять ответственность за детей на себя» – отголоски советского прошлого. Надо изжить этот миф. Как и тот, что детдомовцы – маргиналы. А мы им дали возможность быть другими?

– И общество откликнулось?

– Я могу вам сказать, что за год работы не было ни одного отказа, связанного с финансированием, материальной или информационной поддержкой. Очень благодарна телекомпании «Вся Уфа», журналистам «Вечерней Уфы», фирме «Калита». Сейчас я уже сама иногда останавливаю журналистов. Потому что на данном этапе в такой пропаганде уже надобности нет. Люди, готовые к этому шагу, сейчас уже точно знают, куда им идти, куда обращаться. И мы готовы пройти вместе с ними все этапы трудного пути. Да, руки опускаются иногда, и плачем иногда, но когда дети кричат в трубку: «У меня появилась семья, меня любят! Я самая счастливая на свете!» – мы понимаем, что все наши труды не напрасны. И то, что в большинстве случаев это так, я знаю точно. За 95% семей мы уверены на 100%, а остальным пяти поможем стать счастливыми в ближайшее время. Хотя наиболее полная картина появится через три года. Именно столько времени должно пройти, чтобы дети полностью адаптировались. У нас этого срока еще нет, но я уверена, что будет.