«Лучшая парилка в Уфе была»: как работала баня, где на равных со всеми мылись министры и депутаты

Поход в баню для уфимцев был не только способом помыться, но и своеобразным ритуалом — зайти в эти стены, прочувствовать атмосферу, насладиться отдыхом и беседой с другими посетителями. Таким местом когда-то была и баня «Эдельвейс» на улице Новомостовой, у первой Соборной мечети. На публикацию о ней откликнулся Ринат Гафаров, бывший директор, который руководил предприятием больше 20 лет. Публикуем его рассказ о тайнах и легендах уфимских бань.

Я родился здесь, на Тукаева. Как себя помню, года в два-три начал ходить в эту баню, как только она открылась в 1959 году. В более старшем возрасте работал на заводе начальником производства, в бизнесе — директором предприятия, которое делало светильники. Многих знал здесь в округе. На работу меня сюда позвали [бывший] глава Кировской районной администрации Марс Кальметьев и администрация города.

Когда я пришёл, МУП «Эдельвейс» существовало уже несколько лет. Как директору бани мне нужно было делать буквально всё. Это уборка, химикаты, дезинфицирующие средства, рабочая одежда, это техника безопасности, энергетические ресурсы, оплата коммуналки, выплата зарплат, заключение контрактов. Надо было новое оборудование закупать.

Если сесть и перечислить, то будет очень много всего. Не я один ее делал, конечно, а целым коллективом. Работа была в режиме 24/7,

Когда принял это предприятие, оно было убыточным, с большими долгами. Два года мы как-то кувыркались, а потом вышли в прибыль. С долгами рассчитаться получилось благодаря дисциплине сотрудников и наращиванию объемов услуг. У нас лучшая парилка в городе была, народ шел сюда, жаловаться не буду.

Когда рассчитались с долгами и пошла какая-то прибыль, я стал одевать первоклашек. Ранцы покупать, путевки в лагеря выделяли. Много чего было.

У нас всегда были чистота, вежливый и ответственный коллектив. Каждый подходил к своей работе с любовью: никто не хамил, людей из бани не выгоняли. Хороший был коллектив. Я проработал 24 года, миллионов не нажил, но зарплата была достойная.

Здесь рябины стоят — это я их сажал в начале 2000-х годов. Раньше тут кустарники были, люди наискосок ходили. Потом высадил 7 рябин и 5 сибирских елей, сейчас осталось 6 рябин и 1 ель.

Мы зарабатывали хорошо, поэтому всё делали за свой счет: фасад, кровлю, отделения. Только один раз нам выделяли из бюджета города 2,7 миллиона рублей. Для нас это были большие деньги, но для ремонта это крохи. Этих денег нам хватило на вынос задней части стены, мы там всю кладку заменили.

Оборудование тоже было недешевое: одна стиральная машинка стоила порядка 200–250 тысяч рублей по тем временам. Их еще заработать надо, контракты заключить. Потом вышло постановление, что договоры нужно заключать с представителями малого бизнеса, а мы к ним не относились, потому что были МУП.

Но при этом мы всегда работали, ни одного выходного дня. Не работала баня во вторник, но это был технический день. Единственное — полгода мужское отделение не работало, было на ремонте. Прачечная работала бесперебойно — стирали для госпиталей, больниц.

В лучшие дни выручка была порядка 100 тысяч рублей.

На словах кажется, что всё просто было. А это на самом деле была каждый месяц борьба за зарплату, налоги, коммуналку, за которую мы платили бешеные деньги. Это каждый день, каждый месяц. Только закроешь всё — снова начинается.

Я пришел в «Эдельвейс» в 1996 году — и за тот год у нас было 112 тысяч человек. Когда уходил, уже порядка 35–38 тысяч. В основном ходили пенсионеры, им мы делали билеты со скидками.

В Уфе у нас была самая лучшая посещаемость среди бань. При этом я следил за ценами, регулировал их, чтобы и в убыток не работать, и людям чтобы не было накладно.

Мы давали человеку спокойно помыться. Очередей же не было особо. Вот пришел пенсионер, допустим, заплатил свои деньги, зашел. Ему 15 минут подниматься, 15 минут раздеваться, 15 минут с соседями о здоровье поговорить. Пошел, один раз попарился — всё, больше у него сил нет. Он сидит, чай пьет. Ну что, его выгонять?

Много людей приходило: и министры, и депутаты, и спортсмены, и певцы из оперного театра, академик даже был — Урал Имашев, он жил неподалеку, в Нефтяном институте преподавал. Мы ко всем нормально относились. И нам приятно, что они ходят. Я не совру, если скажу, что у нас был лучший коллектив — я им доверял, и они, надеюсь, мне тоже.

Если нормально с людьми работать, если руководитель адекватный, знает цену труда, объемы, то не так тяжело. У нас ни одного дня задержек по зарплатам не было. День зарплаты — это святое. Люди получали свои деньги, хоть и небольшие, но они были чуть выше среднего по таким же предприятиям. Никаких конвертов не было, «в черную» не работали, исправно платили налоги. Поэтому и люди не боялись идти работать.

С клиентами тоже всякое было, заходили, ругались, что цена билета высокая. Но потом как-то успокаивались после парилки, говорили спасибо. Цена себя оправдывала. Некоторых мы вообще мыли бесплатно: приходит какая-нибудь бабушка, а денег у нее нет. Для детей до 7 лет — тоже бесплатно.

Бывало, поддатые приходили, но не будешь же к ним идти и отбирать. Просто предупреждаешь, чтобы знали меру. Наши банщицы были самыми вежливыми. В другие придешь — там церберы сидят, а не женщины.

Баня должна работать для людей. Девушек легкого поведения мы не держали, это был жесткий запрет, хотя некоторые так делают.

Ее действительно признали аварийной. По стране в 2004–2005 годах прошла череда аварий в аквапарках: в Москве и Перми. Тогдашний министр строительства Башкирии Хамит Мавлияров отправил письмо городу, чтобы мы провели инструментальное обследование зданий на предмет несущих конструкций.

Мы когда стали делать это, то начали с бани на Чернышевского. Проводило их одна проектная организация. Их директор мне потом звонит: «Слушай, Ринат, мы сейчас на Чернышевского, там стойке всё, кирдык, там износ такой, что обвалиться может хоть сейчас».

Он мне выдал предписание, я издал приказ о закрытии бани. Город тут же начал бегать, мол, почему закрыл, она же еще сто лет простоит. Ну я сказал: «Напишите мне бумагу, что она сто лет простоит, я завтра же открою. А пока я отвечаю за нее, она будет закрыта».

Жителям старался объяснить — они везде писали, что я негодник, хочу для себя что-то открыть. Бабушкам сказал: «Родные мои, забочусь прежде всего о вас, во вторую очередь — о себе. Вот вы придете в баню — потолок рухнет, а меня посадят. Вот и всё. Уважайте меня, я вас уважаю».

Потом нам говорили, что восстановят ее. Мы сделали смету за свои деньги: по ней было два банных отделения с парилкой, при бане — шикарный участок, зона отдыха. Всё это обошлось бы в 7,4 миллиона рублей. Это вообще копейки! Но…

А я просить не люблю и не хочу. Они говорили, что я должен ходить куда-то. Я ничего не должен: я нанятый менеджер, как сам считаю, эффективный, у меня убытков нет, плачу налоги.

На МУП БПК «Эдельвейс» числились изначально три бани: Новомостовая, Вахмянинская и на Сочинской. Но мы ее по указу президента Республики Башкортостан в 1998–1999 году передали. Это было здание, которое в свое время советские власти отобрали у епархии.

Я тоже там кровлю сделал, фасад, проводку, долги выплатил по зарплате — 400 тысяч рублей, как сейчас помню. Котел запустил — он стоил 70 тысяч. А потом раз — и забрали у меня баню.

Здание хотели потом продать, а потом снести. Я сказал им [властям] тогда: «Вы продать можете, а сносить — нет, потому что это памятник архитектуры». Когда приехали бульдозеры, появились представители Минкульта и сказали: «Сносить нельзя: памятник архитектуры».

Может, и не нужны сейчас такие бани. Они же строились для бедной страны: у меня на весь двор 1–2 велосипеда было. Люди жили скромно. Но государство о нас заботилось, оно знало, что санитарное состояние нужно содержать в нормативе.

В закрытии сыграло роль не уменьшение прибыли, а повышение тарифа на энергию. МУП УИС поднял тарифы в несколько раз: мы платили где-то 1900 рублей за Гкал/ч, а стали 5800, а потом и еще больше.

Ну как может баня существовать с такими тарифами? Нас уведомили об этом 11 или 18 января, а мы в ноябре еще заключили контракт на постирку белья по старым ценам.

Нам предлагали котел купить — он стоил, если брать двухконтурный, где есть горячая вода и пар, то нужно было 10,5 миллиона рублей. Никто в городе их не дал. Вот баня и закрылась.

Главное, что за годы моей работы там не было ни одного серьезного предписания от надзирающих органов, а нас-то серьезно проверяли, мы же для больниц, детей стирали. Не было такого, чтоб мы что-то нарушили. Были мелкие, типа ведро плохо подписано.

Потому что люди ответственно относились. Я ничего такого от них не требовал, всё делал хитро: придет мне в голову какая-нибудь идея, а я через кого-то забрасывал эту идею. А этот кто-то пошел в коллектив и им рассказал. Они там недели две-три обсуждают, и рождается общее решение. И они понимают, что сами в какой-то мере ответственны за это решение.

Я ушел за полгода до истечения контракта, потому что смотреть на это всё я не мог. Просто встал и ушел. Потому что смотреть, как у народа из-под носа тырят баню, не мог. Я еще в свои 60 хотел уйти, но глава Кировской администрации меня уговорил. А я, дурак, согласился.

Но я до сих пор с общаюсь со своими бывшими коллегами: на день рождения мне вот сварщик звонил, уборщица.

Они [новые владельцы] молодцы. Здесь ничего не могу сказать — радуюсь за людей.

Я всегда говорил, что баня останется. Пусть даже я уйду, она всё равно жить будет. Хорошо, что всё сложилось не как на Комсомольской (баню снесли под строительство многоэтажки. — Прим. ред.).

Рисунок они оставили тот же. Поменялись окна, шпиль появился, надписи не было. Двери другие поставили. Крыша совсем другая — сосулек не будет, надеюсь. Подвалы другие стали, окна тогда стояли с приямками. Внутри был месяц назад — мне очень понравилось. У меня таких средств не было. У меня были чистота и порядок, но обычная совковая баня.

Она, конечно, выстоит. Я смотрю — люди серьезные, всё вроде продумали. Но прибыли не будет, я больше чем уверен. Народ валом не будет ходить. Не знаю даже, какими будут цены.

Но лишь бы денег хватило [всё реализовать]. Но, думаю, раз они такую красоту завели, то и окупаться надо. Рад, что сейчас снова тут чистота и порядок, красиво всё.

Не знаю, приду ли сюда, когда она откроется. Я сюда так много на работу ходил…

Когда так говорят, какой лучше, я в это не верю. Человек должен прийти в нормальном, душевном настроении, тогда он получит удовольствие от посещения бани. Каким бы он веником ни парился.

Но лично я предпочитаю березовый, мне им дышать легче. Кому-то для тела лучше дубовый. Эвкалипт очень хороший, можжевельник, кто-то любит пихтовые — для массажа.

Березовый веник — два раза. Перебарщивать не надо. Зашел первый раз, прогрелся хорошо — вышел. Отдохнул — второй раз зашел, с ног до головы попарился. Надо именно с ног, чтобы кровоток не нарушать. Потом еще 20–30 минут отдохнул, еще попарился, и всё. Классика. Даже финны березовыми парятся.

Я уж Америку открывать не буду и говорить, что можно японскими палочками стучаться и балдеть.