Василь Ханнанов, заслуженный художник РБ, лидер творческого объединения «Чингисхан», директор Музея современного искусства РБ им. Н. Латфуллина: «Искренность из моды никогда не выйдет»

Василь Ханнанов – один из самых популярных художников Башкорстостана в России и за рубежом. Он знаменит не только своими картинами, но и репутацией человека, который успевает делать очень много хороших дел одновременно. Самостоятельно построил музей в память о своем друге и соратнике, издает на свои средства единственный в Уфе журнал об изобразительном искусстве под названием «ВХ», является куратором молодежных выставок, воспитывает троих сыновей, ну и, конечно, постоянно радует публику своим творчеством.

– Всех всегда интересует вопрос, как становятся художниками. Вы когда решили, что станете заниматься живописью?

– Рисовал я всегда лучше всех, еще с детского сада. Класса с третьего я начал ходить в изо-кружок, но мне было неинтересно рисовать все эти гипсы. Работы делал дома по памяти, а сам хитрил. Маме говорил, что ездил в школу и экономил таким образом три копейки, которые мне давали на дорогу. Нет, я не страдал накопительством, я собирал деньги на шоколад. Шоколад был редким и дорогим удовольствием, а есть его мне было необходимо. Где-то услышал, что шоколад дают летчикам. Логика сработала железно: раз летчикам положено есть шоколад, значит, существует и обратная связь. Вот и ел шоколад ради достижения светлого идеала. Тогда все мальчишки поголовно мечтали стать летчиками и космонавтами.

– Что же остановило на пути к заветной мечте?

– Тайна о шоколаде в скором времени раскрылась, и меня отдали в кружок баянистов в том же Дворце пионеров в городе Октябрьском.

– В наказание?

– Родители это сделали из добрых побуждений, ведь в деревне кто самый уважаемый человек – баянист. Да и мама, хоть и была сама простым человеком, всегда говорила мне: «Если что-то делаешь, должен делать это лучше всех».

– К изобразительному искусству вновь уже сознательно обратились?

– Как-то само собой получилось, я вообще не привык отказываться ни от чего, что мне судьба дает. Все беру. Открылась художественная школа в Октябрьском – пошел туда учиться. Вот тут уже стало интересно по-настоящему, я даже в общеобразовательной школе все уроки забросил. Потом поехал в Уфу, поступил в училище искусств.

– А есть такой человек, благодаря которому сложился ваш творческий стиль, кого вы могли бы назвать своим учителем?

– Не могу кого-то одного выделить, никого не хочу обидеть. Очень много было учителей, начиная с художественной школы. Мне очень везло по жизни с людьми, которые меня окружают. А думать и книжки читать меня вообще однополчане в армии научили.

– Василь, есть такое мнение, что теория только мешает художнику. Вы как считаете?

– Мне не помешала точно. Я и сам процесс создания произведения люблю с историей искусства сравнивать.

– От мамонтов, как говорится, и до наших дней? Эдакая теория эволюции?

– Может, эволюции, может, деградации, с историей никогда ничего до конца не ясно. Вот рождается идея сначала, смутная, непонятная, как рисунки в пещере Альтамира. Потом она постепенно обретает форму и плоть, как древнегреческая статуя, потом ты стираешь все с холста, как человек средневековья и оставляешь только духовность. Но уже через несколько секунд понимаешь, что без телесности никуда, и это сходно с эпохой Возрождения.

– Раз уж о деградации заговорили и эволюции… Современное искусство актуальное, это что вообще такое? Все эти акции Олега Кулика, например, то голый кусается, то еще что-нибудь придумает...

– Да это уже давно актуальным нельзя назвать. Сам термин актуальное искусство появился в конце двадцатого века, в том веке и остался.

– Но тогда это было актуально по каким-то причинам?

– Тогда был актуален стёб над совком. Все пинали дохлую собаку – СССР.

– А в вашей практике что-нибудь подобное было?

– Молодежь периодически у меня в музее устраивает свои перформансы и акции, недавно, в ноябре, выставлялся Евгений Севастьянов.

– Группа «Чингисхан» не уступает молодежи в актуальности, вы же тоже устраивали перформансы?

– И неоднократно. И в Уфе, и в Москве проводили.

– Но у вас, кажется, несколько иная направленность. Вы ведь никого не кусали?

– Многие зрители и критики отмечают, что у нас перформансы добрые всегда были. Они не направлены на эпатаж. Говорят, что после наших представлений остается приятное чувство.

– А сейчас что актуально?

– То же что и во все времена. Актуально всегда то, что сделано художником на высоком профессиональном уровне. Ну и искренность никогда из моды не выйдет.

– Себя считаете актуальным и популярным художником?

– Популярным не считаю. Что такое популярность? Это когда о тебе говорят. Когда о тебе рассуждает молодежь, следит за твоим творчеством, подражать пытается.

– Кому же тогда подражают?

– Среди молодежи сейчас популярны молодые художники. Евгений Севастьянов, Тимофей Дорофеев.

– И все-таки вы постоянно находитесь в окружении молодежи, постоянно курируете молодежные проекты, помогаете молодым пробиться.

– Я повторюсь в данном случае и скажу, что ни от чего не отказываюсь, что мне судьба дает. Если есть шанс сделать что-то для молодых, я этот шанс использую. Мне и самому интересно с ними работать.

– Василь, вы часто выставляетесь в Москве и за рубежом. Как оцениваете культуру Уфы? Наше местное искусство провинциально по сравнению со столицей?

– Не более и не менее провинциально, чем в других городах. Монополия союза художников есть всюду. Но у нас полно художников, для которых выставки в союзе не имеют никакого значения. У них известность уже даже не республиканская, а международная. А по сравнению с Москвой иногда даже и лучше мы выглядим. Неоправданные понты всегда имеют неприятный запах.

– Ваша известность выходит далеко за границы Башкирии, уехать отсюда никогда не хотелось?

– Я думал об этом и решил, что раз суждено мне было родиться на этой земле, значит именно здесь я и должен жить и работать. Нет ощущения, что все закончил.

– Вы построили в Уфе музей современного искусства. Чем он отличается от других музеев?

– Ну, во-первых, музей я строил изначально в память о друге, Наиле Латфуллине. И назывался он: Музей имени Н. Латфуллина. Там собрана большая коллекция его работ. Такие картины не должны в закладниках пылится, пусть молодежь воспитывается на хороших примерах.

– А переименовали почему?

– Добавилось слово «современный». Я почувствовал, что есть потребность в площадке для экспериментов. Нужно в Уфе такое выставочное пространство, в котором можно будет выставлять то, что хочется художникам показать публике. Без купюр и цензуры министерства.

– Полная демократия? Кто чего хочет может выставить?

– Не совсем. Я провожу, конечно, отбор. Но мой выбор основывается на качестве картин, а не на идеологических разногласиях.

– Вы строили этот музей практически на собственные средства. А сейчас музею кто-нибудь помогает? Министерство культуры или союз художников поддерживают?

– Когда строили музей, помогали все. Наиля Латфуллина ведь все знали и любили из нашего поколения. А молодежь наслышана о нем. Студенты группами целыми приходили на строительные работы. И художники тоже все помогали.

Сейчас никто музей не поддерживает. Государству он не нужен, коллегам тоже оказался не очень нужен.

– Но, несмотря на это, вы не планируете его закрывать?

– Нет, конечно! Экскурсии до сих пор постоянно ходят, людям интересно.

– Всем известно, что вы очень деятельный человек, постоянно заняты и творчеством и организацией чего-либо…

– Хотите спросить не устаю ли я? Нет, я как раз во время работы и отдыхаю.

– А силы и вдохновение где черпаете?

– Только в себе. Человек – это бездонная бочка. Чем больше вкладываешь, тем больше к тебе возвращается. Это я сам понял давно, это же пытаюсь сыновьям объяснить.

– Старший Чингиз у вас известный скрипач, а вам хотелось, чтобы он тоже стал художником?

– Ни в коем случае! Я наоборот всячески старался отбить у него охоту к рисованию. Не запрещал, конечно, но давал ему понять, что это не только удовольствие, а тяжелый труд.

– А почему? Многие ведь радуются, когда дети идут по стопам родителей.

– Мне не хотелось, чтобы он шел по моим стопам. Он пришел бы на все готовое, есть мастерская, есть холсты и краски – это расхолаживает подростков. Должен всего добиться сам. Музыка – это его самостоятельный выбор. Пахать там не меньше чем с холстами нужно.

– Чем сейчас живет художник, это прибыльная профессия?

– Я не знаю, чем художник живет сейчас… И на что раньше жили художники, я тоже понятия не имею. Как-то не думаешь об этом совершенно, не задумываешься о деньгах.

– А на заказ картины пишете? Нет диссонанса между личным творчеством и заказным?

– Нет, абсолютно. Даже если просят написать что-то на заказ, всегда удается выразить именно то, что хочется сказать в данный момент. А о деньгах нельзя думать, когда картину пишешь, это обязательно на ней вылезет наружу, сразу заметно бывает.

– Вы работаете сериями обычно, чем это продиктовано?

– Серия картин или крупный концептуальный проект дают возможность наиболее полно и глубоко выразить все, что хотелось сказать. Одной работой даже себе иногда объяснить сложно, не то что зрителю. Хочется разработать тему до конца, чтобы к ней уже не возвращаться.

– Сейчас над чем работаете?

– Несколько серий веду одновременно. Отошел от живописи, практически графические работы делаю. Но не карандашом на бумаге. Разные, как говорится, авторские техники использую. Это сложно объяснить, лучше один раз увидеть.

Побывав один раз в Музее современного искусства и мастерской Василя Ханнанова, хочется возвращаться туда снова и снова – здесь бурлит художественная жизнь, проходят интересные выставки. Тут всегда можно встретить очень интересных людей. И, конечно, есть возможность пообщаться с самим Василем Ханнановым, разговор с которым никогда не бывает скучным.