Срочник, выживший при обрушении казармы в Омске: «Я очень боялся умереть, плакал, паниковал»

28-летний уфимец Рустам Набиев пять лет назад лишился ног. Четырехэтажная казарма, в которой жили он и другие сослуживцы, рухнула, и молодого десантника замуровало бетонной плитой. В той трагедии погибли 24 человека, десятки получили увечья. Виновные все еще не наказаны. Как прошли эти пять лет для Рустама Набиева и что он думает о грядущем суде — в материале UFA1.RU.

«Ч

етыре этажа сложились за полторы секунды»

Пять лет назад тогда еще 23-летний десантник Рустам Набиев прибыл на службу в Омск. На тот момент он успел выучиться в УГНТУ на инженера. Ночью 12 июля Набиев находился в казарме и готовился ко сну. За сутки до трагедии он и другие его сослуживцы приняли военную присягу. Некоторым из них не суждено было проснуться.

— После присяги я вступил в наряд, сдал свой пост и вернулся в расположение. Я был уставшим, сутки практически не спал. Пошел умываться. Я долго не ложился, если так вспомнить. Время было где-то половина одиннадцатого, хотя в десять уже отбой. Я подошел к окну, где находилось мое койко-место, хотел снять тельняшку. Тут подбежал дежурный по роте, начал кричать, дал приказ, мол, бегом. Я только успел повернуть голову в его сторону и сразу провалился вниз. Здание обрушилось мгновенно. Четыре этажа сложились за полторы секунды, — вспоминает Набиев.

Набиев провалился на первый этаж со второго, на котором находился, а обломки третьего и четвертого рухнули на него. Он оказался буквально замурован под плитой весом в полтонны. Под завалами Набиев лежал семь часов.

— Сознание я не терял ни на секунду. В первые пять минут после обрушения была тишина, потом — крики, звуки. Я очень боялся умереть, плакал, паниковал. Пытался звать на помощь, но меня никто не слышал. Я находился слишком глубоко, — рассказывает он. — Помню, как товарищи мои звали также на помощь, кричали: «Мама, помоги». От этих криков обстановка еще сильнее накалялась, потому что я понимал, насколько все серьезно.

Машины со спасателями добирались до пострадавших долго, поскольку казарма находилась за чертой города. Чтобы помочь молодым военнослужащим, их выжившие сослуживцы разбирали завалы вручную, но не резко — из-за плит, которые висели и могли в любую секунду сорваться.

Набиева из-под завалов вытаскивали примерно сорок минут.

— К тому моменту я чувствовал, что ухожу. Я был весь зажат, кровь не циркулировала, рук и ног я не чувствовал. Попрощался с Индирой (с девушкой, с которой встречался на тот момент. — Прим. ред.) и смирился с мыслью, что умру. Потом, когда плиту убрали с меня и я увидел свет, появился прилив сил. Меня ввели в искусственную кому, чтобы я не погиб от болевого шока. Мои травмы были серьезными — открытый перелом ног, пошло заражение крови через всю грязь, которая была, пыль, — рассказал он.

Набиев провел в коме семь дней и проснулся в Москве, в центре нейрохирургии имени академика Бурденко. Когда он понял, что остался без ног, к нему начали приходить неутешительные мысли.

— Я думал, что Индира может меня бросить, что никто не полюбит такого калеку, что я буду обузой для родителей. На сороковой день, когда мне огласили список и количество погибших, тумблер переключился. Дело в том, что там еще мой друг погиб, и я решил, что буду жить, несмотря ни на что, и пофиг, что ног нет, — вспоминает он.

В больнице Набиев пролежал семь месяцев. В эти дни его навещали любимая девушка с родителями. До трагедии он весил, по его воспоминаниям, 81–82 килограмма, после — 38.

— Индира приносила бульоны. Ту пищу в госпитале есть невозможно было. Там кормили, как в армии, — отмечает он.

Несмотря на заботу девушки, Набиев подозревал, что с ним она остается из-за жалости.

— Было понимание, что она не сможет меня бросить в таком состоянии. Это не по-человечески. Думал, может, она хочет, чтобы я восстановился более-менее, эмоционально и физически, а потом постепенно начнет отдаляться. И вот, когда трубку сняли с меня и я начал разговаривать... Самый первый разговор с ней был об этом. Я не просил ее остаться со мной и сказал, мол, если хочешь уйти, уходи сейчас, потом будет тяжело. Я не обижусь. Понимал, что ноги у меня не вырастут. Но мне она сказала, что с ногами или без ног она любит меня. Тогда для меня появился дополнительный стимул, — рассказывает Набиев.

Рустам Набиев является человеком, получившим самую тяжелую травму из-за обрушения казармы. Государство выплатило ему 1,7 миллиона рублей как инвалиду первой группы, позже он получил единовременную выплату в 1,1 миллиона. От губернатора Омска ему дали 300 тысяч рублей. От Минобороны он получил еще 300 тысяч. Часть из полученных денег Набиев потратил на покупку машины, чтобы «передвигаться самому и ни от кого не зависеть», поскольку на общественном транспорте он ездить перестал.

В Омске между тем начался суд над 11 обвиняемыми — военными командирами, инженерами и строителями, по чьей вине предположительно погибли 24 военнослужащих и еще 20 получили увечья разной степени. Набиев считает, что в трагедии виновата коррупция в Министерстве обороны, поскольку казарму, в которой жил он с другими военнослужащими, построили «еще в 75-м году прошлого столетия». Правда, чтобы та выглядела попрезентабельнее, за несколько лет до обрушения в ней провели косметический ремонт.

— Красиво сделали. Никаких дефектов или трещин я не увидел. Везде пластиковые окна, фасады красивые, освещение, видеокамеры, санузлы. Когда я увидел казарму впервые, даже не поверил, что здесь пройду службу, — вспоминает Набиев. — Потом узнал, что эти казармы в СССР строили люди, которые лечились от алкогольной и наркотической зависимости, и их привлекали к таким работам. Это одна ошибка, они же не строители. Вторая — эту казарму приняли позже, зная, что она в аварийном состоянии. Это вопрос к тем, кто взял на себя ответственность и поставил подписи, что она пригодна для проживания.

Такие трагедии происходят, по словам Набиева, из-за того, что «государство позволяет воровать и люди не боятся».

— При капремонте где-то сэкономили на материалах, вот и трагедия, — рассказывает он.

Следствию понадобилось пять лет, чтобы предполагаемые виновные оказались на скамье подсудимых.

— Эта трагедия — одна из громких в истории современной российской армии. Ну и идти против Минобороны не так легко, — отмечает Набиев.

Он также подумывает о том, чтобы засудить виновных в трагедии и потребовать с них 15 миллионов рублей:

— Все равно ту сумму, которую я хочу, не выплатят. Все решает суд. Я знаю, что другие пострадавшие также подумывают о том, чтобы им компенсировали моральный вред.

Сейчас Набиев на жизнь зарабатывает рекламой в блоге. На его страницу в Инстаграме подписаны 727 тысяч человек. Также блогером является и его супруга Индира, на которой он женился три года назад.

— Помню, я выложил фотографию в «Инстаграме», как еду за Соней (старшая дочь Набиева. — Прим. ред.) в роддом. На протезах. Тогда у меня было свыше трех тысяч читателей, после фото — началось движение, ко мне пришли еще тысяч шесть. В итоге — десять. Тогда и пришла идея с блогом, — вспоминает он.

На блогера Набиев нигде не учился, но покупал литературу, чтобы его посты легче усваивались, и сам активно читал чужие аккаунты. Сумму своего заработка он не раскрывает, но отмечает, что получает «достаточно».

— Меня читают и люди с инвалидностью. Они стараются брать с меня пример, говорят, мол, если Рустам смог, почему мы не можем — мы же в равных положениях. Я им показываю свою жизнь такой, какая она есть. Я занимаюсь спортом. Если нет ног, значит, руки должны быть крепкими. Планирую покорить Эльбрус и об этом им рассказываю. На этой горе еще ни одного человека без ног не было. Рассказываю и о своей семье. Но не только я вдохновляю своих читателей. Мне приятно и то, как они меня поддерживают. Я считаю их второй семьей, — рассказывает он.

Отдельно Набиев высказывается и о семье. Он признается, что некоторое время назад думал, что не сможет иметь детей.

— Первые полгода у нас не получалось [завести детей], и я хотел обследоваться, считал, что проблема во мне. Много наркоза мне вкалывали, травм было много. Думал, может, влияние есть, и боялся. Помню, я хотел Индире сказать, что хочу обследоваться. Даже разговор подготовил, а она подходит ко мне и говорит, мол, я хочу кое-что тебе сказать, и показала тест с двумя полосками. Она потом спрашивала о том, что я хотел ей сказать, а я такой: «Уже ничего», — откровенничает Рустам.

Набиев проживает с семьей в трехкомнатной квартире в центре Уфы, но в его планах значится покупка жилплощади побольше из-за рождения второй дочери Амины, которая появилась на свет в январе.

— То, чего мне не хватало в той жизни, я приобрел. У меня семья. Жена и дети для меня стимул, чтобы дальше зарабатывать, развиваться. Я счастлив быть отцом и мужем. Мне нравится блогерство. Мы путешествуем. Раньше я жил, как нормальный человек, среднестатистический. От зарплаты до зарплаты, раз в год отпуск. Сейчас я живу так, как не мечтал жить раньше. Это новый уровень, — рассказывает Набиев.

Протезы vs коляска

Рустама Набиева чаще всего можно увидеть на инвалидной коляске, нежели на протезах. В его планах — отправиться в США на реабилитацию.

— Если ходить на протезах, руки в это время заняты тросточкой. Это физически тяжело и неэффективно. На коляске ограничений не вижу. Но это пока. Я знаю, что в США прямо учат ходить на протезах. То есть ты приезжаешь — и все, на коляску больше не садишься. Я общался с русским мальчиком, который проходил там реабилитацию. Он сказал, что семь лет ходил на протезах российских с тросточкой, а туда прилетел, и его за пять часов поставили и он пошел самостоятельно, — отмечает он.

Набиев также вспомнил, и как его самого ставили на протезы в центре.

— Представьте, я семь месяцев пролежал на кровати. Меня взяли в один день и поставили сразу на «ноги», ну и, мол, давай ходи. Это и была вся реабилитация. Блин, я семь месяцев лежал. У меня не только позвоночник, но и само подсознание забыло, каково это — ходить. Меня ведь должны были поставить вначале на учебные протезы, короткие, с которыми я бы ходил, привыкал бы. Позвоночник в это время окреп бы. А меня поставили на самые сложные протезы, но и самые современные, — вспоминает он.

Реабилитацию в США Набиев оплатит из своего кармана.