Следом за уфимским дворянином: изучаем город по дневнику аристократа, который жил 200 лет назад

UFA1.RU нашел дневник аристократа Михаила Ребелинского, жившего в Уфимской губернии 200 лет назад. В них он записывали расходы, доходы и важные моменты из жизни столицы нынешней Башкирии. Наш корреспондент изучил сохранившиеся записи и прошел по следам дворянина XVIII века.

Примечание редакции: орфография и пунктуация автора дневника сохранена.

— Хоронили Петра Андреевича Атаева, а вечером мы были с Анной Васильевной на девичнике у Федоры Матвеевны, где я просидел всю ночь. Пелагея Митривна родила дочь Анну, — пишет Михаил Ребелинский в своем дневнике.

В эпоху соцсетей этот уфимский чиновник наверняка собрал бы армию подписчиков, но в XVIII веке такой возможности не было. Поэтому в личном дневнике Ребелинский хоть сдержанно, но показывает чувство юмора. Он делится подробностями личной жизни, рассказывает о жене Анне Анисимовой и сыне Мише, которого он ласково называл «Мишаначка». Каждый день Михаил Семенович ходит на работу в городской суд, но не забывает о развлечениях.

До нашего времени дошли лишь две тетрадки с записями, наполненные, так скажем, бытовухой: рассказами о знакомых, информацией о доходах и расходах, оценкой событий в стране. Вести дневник у Ребелинских — семейная традиция.

— Предок Михаила Ребелинского в конце XVII века приехал из Москвы в Уфимскую крепость как священник. Семья принадлежала к духовенству, оно всегда было самым образованным сословием. Уметь писать и читать — это их служебная обязанность, — рассказывает краевед Янина Свице. — Потому что многие деятели того времени даже не знали, как поставить свою подпись.

Привычка закрепилась за Михаилом с детства, и он фиксировал любое событие из своей жизни, которое современникам могло показаться совсем не значимым. Например, проделывая ежедневный путь от своего дома — стык центра и современной Зеленой Рощи — до работы в здании Гражданского суда — современный район дома правительства — он фиксировал погоду и происходящие вокруг вещи: зимой он писал о людях, которые скатывались с горы снега на лед реки Белой, летом — о прогулках по горам и визитам на Чертово городище.

— День был ведренной и солнечной, одначе после обеда был дождь, которой застал жену и своячену двух на Вавиловой горе, — пишет Ребелинский.

Михаил — человек с хорошим чувством юмора, любящий семью и называющий брата Андрея «братцем». Будучи потомком религиозных деятелей, он много говорит о новостях духовной жизни: регулярно ходит в Спасский храм, участвует в крестных ходах и празднует «семики». Об этом менее популярном, чем Рождество, религиозном празднике Ребелинский пишет довольно часто.

— Ходили с иконами на кладбища и народу было очень довольно, но больше того было на семиках, которых по щету было восемь. И мы с Анной Васильевной, с Авдотьей Андреевной, с Анной Васильевной с Марьей Алексеевной и Пелегаей Митриевной ездили на оныя на лошадях, — пишет Михаил в своем дневнике.

О чём он почти не говорит — так это о жизни помещика. У Ребелинских было имение в деревне Таптыково, куда глава семейства периодически ездил, но в дневнике упоминаний о покупке крестьян немного — будто Михаил не уделяет этому большое внимание.

Мало чего Михаил рассказывает и о работе в Гражданском суде. Намного больше его занимает описание погоды, многодневное наблюдение за катанием уфимцев со снежной горки, состояние моста через реку Белую, который то и дело смывает мощными потоками воды.

— День был самой прекрасной, в которой каталось весьма много людей. В том числе и господа, где с ними был и я, а равно и купцы с сильной стрельбой! — рассказывает Михаил о своих повседневных приключениях.

Как любого обыкновенного зрелого человека, Ребелинского заботит здоровье.

— День был холодной, так что грязь почти ничуть не разстаила. Наши ходили к празднику, к Покрову. Новостей не было. Я ждал лихорадку, однако не приходила, — делится с невидимым читателем Михаил Ребелинский.

Михаил крепко дружил со многими уфимскими купцами и дворянами, чаще всего в записках фигурируют Ветошниковы и Демидовы. Они приглашают Ребелинского на все семейные праздники, вечеринки и посиделки. Поговорить с ним, видимо, всегда было о чём — порой в дневнике встречаются совсем неожиданные записи.

— Как орешковы чернила делать, — пишет Михаил Ребелинский некую инструкцию. — Взять орешков на бутылку воды четверть фунта, истолочь и просеять ситом и положить в бутылку, тому же вложить сапожкова купоросу осмую долю фунта, камеди два золотника и налить тиоплаю водою.

Этот рецепт Ребелинский записал перед переездом в Оренбург по работе в 1797 году. Затем он продал свой дом за 1000 рублей и уехал в другой город на шесть лет. В это время в дневнике появляются записи о перенесении центра губернии из Оренбурга в Уфу, а также появлении в городе важных для верующих учреждений. Но в Уфу Ребелинский всё же вернулся.

— В сей день получил от дворянского собрания на дворянство грамоту. Подписана предводителем и депутатами в 21 день июня 1802 года, — пишет чиновник перед возвращением.

Целых четверо суток Михаил ехал домой. Здесь его ждала семья, жена и сыновья. Менее чем через год Ребелинский переезжает, но уже в пределах города.

— Я получа место по выходе ис Казанской улицы (улица Октябрьской Революции. — Прим. ред.), сего дня заложил на оном сарай и конюшню, — пишет Михаил.

Пугающих моментов в дневнике тоже немало. О некоторых из них Михаил пишет с удивительным спокойствием.

— [17 июля] вдовы Константиновой собака сорвавшись с цепи укусила малого Исайку в ногу. [19 июля] к укушенному у малого месту приключился антонов огонь и от того помер, — рассказывает Ребелинский.

С таким же настроением рассказывает Михаил о смерти близких — на последних страницах дневника, в 1812 году, он пишет о прощании с сыном Михаилом.

— Во 2-м часу пополудни помер любезной мой сын Михайла Михайлович быв болен только восемь дней горячкою; на 21 году от рождения ева, — делится Михаил.

Записи этого года — последние из сохранившихся. В этот год многие заметки Михаила посвящены войне с французами, где он регулярно рассказывает о том, как крестьяне, дворяне, купцы и обычные горожане молятся за победу над соперником.

— Кровопролитная была война в Росси с французами коими взята была Москва и многия города коих не только жители но и … претерпели великое раззорение. В здешнюю губернию приведено пленных более 3000 человек. Дворянство многих губерний ставило в ополчение от десяти душ человека; а другия губернии рекрут с 500 по десяти человек. Разбойник Наполеон со свею своею сволочью не только из Москвы но и из Росии бежал столь стремительно что оставил по дороге почти всю артиллерию и обозы, — пишет Ребелинский последнюю заметку 31 декабря.

Других частей дневника уфимского чиновника не сохранилось. Краеведы уверены, что Михаил Ребелинский делал записи до самой смерти в 1815 году.

— Скорее всего, другие тетради просто не дошли до наших дней, — говорит краевед Янина Свице. — После этого у Ребелинского умерла жена, он снова женился, и у него даже родился четвертый сын, которого тоже назвали Мишей. Он продолжил делать записи, как и его отец.

Те две тетради, что остались от Михаила, в 2018 году превратились в книгу «Дневник уфимского чиновника Михаила Семеновича Ребелинского», которую составляли историки Абсалямов, Азнабаев и Гвоздикова. Здесь же есть карта Уфы того времени, по которой можно проследить ежедневный маршрут чиновника, который он проделывал от дома до работы. Сейчас ни один из домов, что принадлежал Ребелинским, нельзя увидеть вживую, но наш фотограф всё равно прогулялся по маршруту, который Михаил проходил каждый день. Правда, прогуляться мы решили от работы Ребелинского до его первого дома — как если бы он возвращался к семье после тяжелого трудового дня.

Это — дом по улице Матросова, где в XVIII веке располагался Гражданский суд. Ребелинский работал здесь долгое время. Сейчас это здание — памятник архитектуры.

Продолжаем путешествие вниз по улице Заки Валиди.

На перекрестке с улицей Цурюпы поворачиваем в сторону Октябрьской Революции, которая раньше носила имя Большой Казанской. Но сворачиваем мы не там, а чуть раньше — на улице Пушкина.

По пути домой Ребелинский шел мимо места, где сейчас находится сад Аксакова. При жизни чиновника, конечно, пространство еще не появилось, его открыли лишь спустя 18 лет после смерти автора дневника.

Продолжаем идти по улице Пушкина мимо здания Училища искусств — строение, похожее на университет из зарубежных сериалов, также не застало времен, когда Ребелинский вел свой дневник.

Наконец, сворачиваем на улицу Октябрьской революции напротив Спасского храма — здесь чиновник посещал богослужения.

Тогда — улица купцов и городской элиты, а теперь — полуразрушенные и некогда красивые деревянные дома.

В некоторых из них еще теплится жизнь.

Мы подходим к мосту через проспект Салавата Юлаева, но Ребелинский застал это место еще крутым оврагом, по дну которого текла речка Сутолока. На «берегу» и сейчас стоит дом друга семьи Михаила — Ивана Демидова. С этой постройкой также связано множество городских легенд.

Состояние большинства домов удручающее.

Переходим мост и продолжаем идти через воображаемую реку.

Это — конец улицы Октябрьской революции, и с этим зданием есть забавная история, связанная с Ребелинским. Много лет назад здание принадлежало купцу Иосифу Гутману, хозяину металлозавода, а он, в свою очередь, начал промышленный путь в особняке на берегу реки Белой, который до поездки в Оренбург принадлежал Ребелинскому.

Преодолеваем довольно сложную и неприятную транспортную развязку на Монументе дружбы, спускаемся и идем по улице Набережной.

Здесь ситуация уже более знакомая — скромные частные домики с уютными резными ставнями.

Эти строения сейчас, наверняка, стоят на месте других домов, мимо которых проходили жители Уфы в XVIII веке.

У некоторых строений и сейчас есть претензия на величественность.

Между частных построек, порой прогнивших или нуждающихся в ремонте, проглядывают крупные жилые комплексы и административные здания.

Теперь мы поднимаемся по улице Усольской почти до самого ее начала.

Первый дом Ребелинского, как и второй, не дожил до наших дней, в отличие от дневников. Зато здесь можно остановиться и полюбоваться на город, который 200 лет назад выглядел совсем иначе.