Евгений Севастьянов, художник: «Продолжаю эпатировать через не хочу»

Уфимский художник Евгений Севастьянов никого не оставляет равнодушным. Его творчество и позиционирование самого себя вызывают у разных людей целую гамму эмоций – от отвращения и неприятия до полного одобрения и возведения его в статус кумира. Появляясь на публике, художник каждый раз предлагает новый образ, повергающий публику в шок. То он белая невеста, беременная мертвой рыбой, то вымазанный глиной черный человек в водолазных очках, то нелепое змееобразное существо, обмотанное с головы до ног полиэтиленом… У зрителей складывается впечатление, что Евгений просто не может жить без эпатажа, и его сумасшедшие шоу – продолжение его самого.

Сейчас ему 32 года, на его счету 400 полотен и огромное число перформансов. Разговор с ним зачастую напоминает поток сознания. Да и сам он уверен, что его образы и мысли рождаются интуитивно, плавно переходя из потустороннего мира в наш, обыденный, через мост, каковым и является художник.

– Женя, твое имя всегда стоит рядом со словом «эпатаж». Это уже стойкая ассоциация. Ты так и планировал или все получилось само собой?

– Мой эпатаж – это вызов обществу. Для меня противостояние «я – общество» существовало всегда. Но особенно остро я ощутил его в 15 лет. Возраст бунтарский. И я, как мог, проявлял себя. Начал странно одеваться, писать стихи. Неприятие общества толкало меня на еще большие безумства. Хотелось показать всем, что я не такой, как все, что общество ошибается, и творческая личность должна быть свободной во всех своих проявлениях. После армии я попробовал поработать. Устроился грузчиком. Неделю присматривался к людям: можно ли их эпатировать? А потом начинал кривляться. Однажды меня попросили что-то убрать под дождем. Тогда я встал под водосточную трубу и стоял так минут 15. Это был мой протест против работы. Не против конкретной работы, а против того, что общество так устроено, что нужно работать, чтобы жить. Для меня жить – значит творить. Понятно, что место работы я менял часто…

– Как твои родители воспринимали все это?

– Я считаю, родителям со мной не повезло, потому что они люди нормальные, люди из общества. У них все должно быть разложено по полочкам, как будто жизнь – это шкаф… Я хорошо понимаю, что они ожидали от меня: чтобы сын вырастил дерево, построил дом и родил сына.

– Твое желание эпатировать публику с годами не проходит?

– Сейчас я охладел к перформансам. Даже не знаю, соглашаться с этим или бороться – продолжать эпатировать через не хочу. Причина в том, что и живопись моя изменилась. Картины стали намного сильнее, им уже не нужно дополнение в виде какого-то действа, они теперь говорят за себя сами. Может быть, в покое ко мне придет что-то новое.

– Но, скорее всего, публика будет ждать от тебя того, к чему привыкла, – шоу. Получается, ты их разочаруешь?

– Может быть, но только тех, кто не хочет расставаться с иллюзией. На самом деле я считаю, что, если человек сам меняется, то он замечает изменения и вокруг себя. А вот если он стоит на месте, то занимается самообманом.

– Ты художник-самоучка. Почему? Никогда не было желания получить художественное образование?

– Чтобы учиться, надо же экзамены сдавать. А я не хотел. У меня все началось с посещения Дворца пионеров в детстве. Ребенком я жаждал общения и, оказавшись впервые во Дворце пионеров, записался во все кружки сразу: вышивка, батик, керамика… Я пропадал там с утра до вечера. То, чему меня там учили, я впитывал, как губка. Там даже не столько учили, сколько хвалили. Все, что бы я ни сделал, принималось. Мне говорили: «Молодец! Ты талантливый! У тебя все получается!»

– Как рождаются твои необычные образы? Может быть, во сне? Что тебя вдохновляет?

– Мои образы рождаются по наитию. Это же творчество, шаманство. Меня вдохновляют сами люди, мир, в котором я живу. Сейчас я впечатлен Москвой. Это такой живой организм. Меня не раздражает огромное количество людей, мне наоборот нравится чувствовать их: как они проходят через меня, а я через них. Москва – это как религия. Она вдохновляет на поэзию.

– А любовь тебя вдохновляет? Что сейчас происходит в твоей личной жизни?

– Любовь в моей жизни сейчас есть. Это человек, который мне интересен. Когда ее нет рядом, я скучаю. Это новое чувство для меня. Я люблю и чувствую, что изменился благодаря этому чувству. Стал более щедрым. Меня поразил тот факт, что другой человек может быть столь щедрым по отношению ко мне, и такое же чувство появилось в ответ. Только уже по отношению ко всем людям. Мне теперь ничего не жалко, я на все готов. Раньше у меня не было этого качества. Я как будто выздоравливаю. Мне хочется перемен.

– Ты верующий?

– Да. Мне нравится ходить в церковь, чувствовать покой. Просто находиться там уже хорошо. Я ставлю свечи святым, часто Николаю Чудотворцу. Я чувствую, что он мне помогает.

– Кто из художников прошлого тебе близок?

– Я не принадлежу ни к какой художественной школе. Историей искусств я тоже никогда не интересовался. У меня всегда было ощущение, что я первый и единственный.

Наверное, такое же чувство огромного свободного пространства испытывали первобытные люди, которые занимались наскальной живописью. Сейчас я уже другой: сознательно тянусь к знаниям, мне хочется читать и самообразовываться. Может, повзрослел?

– Что привлекает тебя помимо написания картин?

– Я увлекаюсь фотографией последние года полтора. Мне нравится смотреть на окружающий мир через объектив. Фотография учит видеть мир в деталях и созерцать. Купил я себе пленочный фотоаппарат, хотя на эти же деньги мог бы и «цифру». Пленка как-то честнее. «Цифра» – это массовость. Я чувствую магию пленки. Не сразу виден результат, и появляются какие-то новые, а на самом деле давно забытые ощущения – ожидание, трепет. Мне нравится, что я где-то в прошлом, там, где виниловые пластинки.

– Женя, этот год был для тебя очень насыщенным, четыре выставки…

– Даже пять. Если прибавить еще одну, которая сейчас проходит в Москве. Мои картины заинтересовали московскую галерею «Художественное бюро». Сейчас там находится экспозиция «It’s machine».

– Уже есть планы на следующий год?

– Сейчас я готовлюсь к следующей выставке, открытие которой намечено на весну. Названия пока нет. А тематика – маски народов мира: африканские, индонезийские. Идея появилась просто: я смотрел на фотографии этих масок и почувствовал энергетику, исходящую от них. Меня всегда привлекала мистика. Я чувствую потусторонний мир. Словом, захотелось проникнуться, поиграть с огнем: если маленькое фото так действует, то каково будет в большом формате – 2х2 метра?

– Неужели на открытии новой выставки эпатажа больше не будет?

– Перформанс будет. Правда, не такой хаотичный, как раньше. Более концептуальный. К сожалению, современные люди мало интересуются искусством. Я пытаюсь с помощью эпатажа вовлечь людей в творчество, чтобы они пытались выстроить свои собственные ассоциации и начали мыслить иначе, более свободно.

– Если бы у тебя был выбор, в каком веке ты хотел бы жить?

– Нынешнее время меня устраивает. Оно многому учит нас. В нем трудно найти путь к себе, но это-то и интересно. В наш век ты ни от кого ничего не ждешь и ни на кого не надеешься. Ты идешь против течения и в итоге находишь настоящий покой, когда ты вне суеты и счастлив в своем творчестве.