Владислав Муртазин начинал как талантливый пианист, но потом он просто влюбился в орган, который поразил его своим уникальным звучанием. Музыкант дает концерты по всему миру. Его талант по достоинству оценили как во Франции и Швейцарии, так и в Японии. Орган – инструмент эпохи Возрождения, и сам Владислав Львович – человек той же эпохи, талантливый во всем. Один из музыкальных критиков называл его «цветком русской музыкальной школы, значительным и таинственным», который «приехал с Востока удивить музыкальный мир».
– Владислав Львович, ваша мама – педагог по вокалу, которая открыла для мира оперных певцов братьев Абдразаковых и не только их; она известна и своим сильным характером. Трудно ли было уживаться с Миляушой Галиевной?
– Родителей не выбирают, – смеется Владислав, – но я очень благодарен ей за то, что она помогла выбрать мне свой путь. Открыла дверь в музыкальный мир, буквально за ручку привела в музыкальную школу. Не могу сказать, что с тех пор как увидел пианино в пять лет, так сразу и стал мечтать о карьере пианиста. Это было бы неправдой.
– Говорят, что у вас просто потрясающая работоспособность, и вы можете заниматься по 12 часов в день?
– Да, бывают у меня такие моменты. Понимаете, я обучался у одного из самых ярких концертирующих пианистов – Вадима Монастырского. Он был очень знаменит и очень востребован, и его действительно временами не бывало в городе. В детстве у нас есть кумиры, а если кумиром становится учитель, то ему прощаешь все. У меня не было достаточной мотивации, вот я и бездельничал, пока он не появился. Зато потом приходилось наверстывать упущенное – работать по 12-14 часов в сутки. Но это принесло свои плоды – я поступил в институт искусств.
– У вас был еще один не менее строгий учитель – Кей Който. Скажите, а каково работать с японской преподавательницей?
– Действительно, японские преподаватели славятся своей строгостью, фантастическим упорством и трудолюбием. Японцы очень традиционны, и преподавательница всегда требовала, чтобы я играл старинную музыку так, как ее играли в средневековье. Но главное в учителе – это его темперамент. Так вот у Кей Който темперамент был совсем не японский. Она была просто взрывная.
– У вас остается время на другие увлечения, кроме музыки?
– Может быть, это моя беда, но я, похоже, просто не умею планировать время. Мне не хватает 24 часов в сутках, чтобы увлекаться еще чем-то, – печально вздыхает Владислав. – Вот и сейчас у меня всего два дня до поездки в Москву, на музыкальный форум, а мне некогда даже проработать концертную программу. Времени не остается больше ни на что, а так бы, конечно, с удовольствием крестиком повышивал. (Улыбается)
– А в детстве у вас было время на другие увлечения?
– Когда я был ребенком, то увлекался техникой. Мне так нравилось конструировать и моделировать, что если бы не мама, то я бы, наверное, стал инженером. Впрочем, сейчас, когда мне приходится много возиться с портативным органом, придумывая дополнительные технические новшества и обеспечивая его безопасность, во мне вновь просыпается инженер. Наверное, нельзя так говорить, но сейчас меня больше привлекает техническое оснащение органа, нежели музыкальная часть. Так что... ничего в мире не бывает просто так.
– Музыканты обычно очень трепетно относятся к своим рукам. Скажите, а вы бережете пальцы?
– Нет, я не отношусь к людям, которые трясутся над своими руками. Страховать я тоже их не собираюсь. Я считаю, что руки человека должны уметь делать все. Например, я никогда не отказываюсь прибить полку, починить машину, сделать ремонт в квартире, повозиться с техникой.
– Но помимо всего этого, вы еще как-то увлеклись пчеловодством?
– Был такой момент у меня в жизни, – улыбается органист, – мне просто надо было разобраться с некоторыми проблемами, я решил отвлечься. У меня папа геолог, так что меня всегда тянуло к природе. Да и вообще мне эти существа очень симпатичны. Хотя, конечно, и кусали меня. Как же без этого?! Я вскоре прекратил свои занятия, хотя и добился определенных успехов. Просто в какой-то момент понял, что это не совсем мое. Но одно теперь знаю точно: мед, полученный от своих пчел, – самый вкусный.
– Во время концертов у вас случались какие-нибудь накладки?
– Совсем недавно со мной произошел один, можно сказать, комичный случай. В последнее время на концертах постоянно звонят мобильные телефоны. А сейчас на многих мобильниках стоит вместо звонка классическая мелодия. И вот на концерте в Волгограде за минуту до того, как зазвучит музыка, в зале громко зазвонил телефон – заиграла «Шутка» Иоганна Себастьяна Баха, и я подхватил мелодию. Зал принял это очень хорошо, но больше на протяжении всего этого выступления звонков не было.
– Вы играли на одном из самых старинных органов 1390 года. Как звучит «история»?
– О, ощущение было просто потрясающее. Прикасаться к клавишам этого органа все равно, что прикасаться к самой истории. Ведь за сотни лет он впитал в себя атмосферу многих веков. Причем дело было не только в органе, а в общей обстановке: фрески XIV века, сам храм…А недавно я вернулся из Германии, где играл на органе в городе, который находится в 20 километрах от того места, где родился Иоганн Себастьян Бах. И вот я вышел из храма, сел на ступеньки и просто посмотрел на улицу и представил, что по этим камням мог бродить сам великий композитор. Я всегда снимаю на камеру все свои путешествия и в июле планирую выпустить серию передач о самых старинных органах.
– То есть летом вы отдыхать не планируете?
– Ну как сказать? Для меня путешествия, смена впечатлений – это уже отдых. Я даже и не припомню, чтобы у меня были моменты, когда я просто лежал на пляже. Для меня это просто невозможно, – смеется Владислав Львович.
– В 1992 году вы уехали из России. Сложно было за границей?
– Знаете, заграница легче дается молодым, а мне тогда было около 30. Сложно сказать, трудно было или легко. Спросите у туриста, как живется во Франции; он ответит, что все замечательно; а спросите, каково там жить у человека, уехавшего на ПМЖ, например…Я туда уехал прежде всего учиться. Мне было не слишком тяжело. Заграница – это новый мир, к которому надо приспособиться, мир, в котором надо жить и выживать. Но настоящее узнавание чужой страны начинается с понимания и изучения языка. Французский язык мне очень легко дался, видимо, потому, что он мне очень нравился. Но все устроилось. Я даже стал подрабатывать в протестантской церкви, давал концерты. Играть в церкви и давать концерты – это настолько разные вещи, что просто удивительно. Абсолютно разные ощущения.
– Владислав Львович, вы много говорите об «ОРГАНизации» Башкирии. С этой целью в Уфу был выписан даже портативный орган. На корпоративы пока не зовут?
– Нет, пока нет, – улыбается органист, – но все еще впереди. Я очень хочу, чтобы люди, которые никогда не слышали классической музыки, узнали и полюбили ее. Это моя давняя мечта, правда. В Швейцарии я думал о путешествиях с роялем, ведь там никого органом не удивишь. И если поездки с роялем в Швейцарии так и остались мечтой, то здесь «Органный зал на колесах» стал воплощаться в жизнь. Может быть, поэтому я и вернулся на родину.
– Как у вас возникла идея о зале на колесах?
– Мысль о подобном переносном органе давно у меня была, и я не могу точно отследить ее рождение. Но одним из толчков стал тот факт, что в одном из швейцарских городов я как-то увидел афишу с изображением старинной гравюры: телега с двумя переносными органами, на которых играли странствующие музыканты, выступающие на площадях. Эта гравюра, кстати, и стала эмблемой нашего фонда.
– У вас была еще одна мечта – организовать несколько программ для гастрольных концертов органа с кураем.
– Да, эта мечта стала тоже реализовываться. Сейчас подготовка идет полным ходом. Это очень перспективная вещь, новая и необычная. Мне недавно звонили из Перми, спрашивали, что нового готовлю. И я предложил орган с кураем. Организаторы концерта сразу ухватились за идею. Все новое возбуждает, интригует и заинтересовывает. Курай, кстати, очень хорошо звучит с органом, ведь это духовые инструменты. Впрочем, это не главное. Все, что талантливо, то возможно, то зазвучит.
– Планируете записать новый диск?
– Возможно. Понимаете, свидетельством таланта художника остаются написанные им произведения, а что остается после музыканта? Запись на диске позволит сохранить энергию концерта.
Фото: Фото из личного архива Владислава МУРТАЗИНА