Флюр Асадуллин, председатель правления Республиканской общественной организации «Город без наркотиков», депутат Государственного собрания – Курултая РБ: «Есть теперь у меня в этой жизни моральное обязательство – это наш "Город без наркотиков"»

Куда может завести «общественная жилка» в характере? Отслужил человек в армии два года, закончил Педагогический университет, работал учителем. Когда все создавали свои фирмы и начинали заниматься бизнесом, он создал общественную организацию «Город без наркотиков», которой руководит уже семь лет. Написал книгу «Честно о наркотиках», стал депутатом Курултая, учится в Академии государственной службы при Президенте России. И общественную работу бросать не собирается.

– Как вы пришли к проблеме борьбы с наркотиками?

– Еще когда я учился в институте, то одновременно работал в четырех или пяти общественных организациях. Это «Лига студенческих профсоюзов», «Союз студентов Башкирии», профком Пединститута, профком истфака и КВН. По окончании института начал заниматься предпринимательством. Но внутренне понимал, что это не мое, а комсомольская, общественная «жилка» не дает мне покоя. Существует такая теория, что в каждом человеке есть некая пропорция индивидуализма и коллективизма, одновременно доля общественности и замкнутости в себе. Видимо, у меня превалирует именно коллективистское, общественное начало. И вот когда я переехал в 90-х годах на новое место жительства, оказалось, что на первом этаже у нас поселился наркоман, даже наркодилер. А у меня ребенку всего три года. По лестнице спускаешься – а под ногами хрустят шприцы. Начал я разбираться с этим дилером, а он шустрый оказался и наше противостояние переросло в локальную войну.

– Ну и как, добро победило?

– Да, пришлось привлечь друзей из силовых органов, и в результате мы победили, но с потерями. Нам царапали машины, били стекла, втыкали в машину шприцы с кровью. Наконец, может быть, по какому-то мещанскому принципу «подальше от проблем» или из-за боязни за детей я оттуда уехал. Но через какое-то время меня стало мучить, что не до конца я «добил» это вопрос. И в 1999 году я увидел по телевизору ребят из Екатеринбурга, создавших организацию «Город без наркотиков». Меня это заинтересовало, я этот вопрос изучил, пошел и зарегистрировал как предприниматель такую общественную организацию. Причем в юридической фирме, где я оформлял документы, все были буквально в шоке.

Общественные организации в то время были как пугало: непонятно, для чего это вообще было нужно. Но нас зарегистрировали, и как нормальный менеджер, я подумал, что работа теперь пойдет. Наняли мы управляющего, выделили с друзьями определенный бюджет. Но через год обнаружили, что «контора пишет», а на самом деле ничего не делается. Сидит наш «зиц-председатель», наши деньги благополучно осваивает, а реальных дел нет. И я понял, что у нас – не Америка, и если что-то хочешь делать в России, надо делать самому или, по крайней мере, хорошо контролировать. Взял я это дело опять в свои руки.

– Опять с нуля пришлось начинать?

– Да, остался я с этой проблемой «один на один». И к тому времени все ребята, с которыми мы начинали, с горизонта благополучно исчезли. То ли испугались, то ли посчитали, что это никому не нужно. Но в тот трудный момент меня «зацепили» слова моего друга, который тогда работал в комитете по молодежной политике. Он помог мне тогда помещение для организации «выбить», но сказал: «Флюр, мы с тобой, конечно, друзья, но вот скажи честно – открыл ты контору, а через полгода ведь закроешься. «Пропиаришься» и закроешься. Я с тобой даже здороваться тогда не буду». Обиделся я тогда смертельно. Но вот прошло уже шесть лет, контора не закрыта, и я ему об этом все время напоминаю. А другом моим лучшим он так и остался.

– И с чего вы начали?

– Ну, я не врач, не нарколог, не выходец из силовых органов, не наркоман со стажем, который вылечился и начал борьбу с наркотиками. Я просто по натуре общественник, волнует меня проблема – я ей занимаюсь. Если завтра меня больше будет волновать проблема бомжей, я этой проблемой буду заниматься, наверное. Сейчас меня больше всего беспокоят наркотики. Но не так, что я готов заменить и госнаркоконтроль, и милицию. Такого быть просто не может. Я думаю, что во всех наших делах –государственных, общественных – должно быть движение и «сверху», и «снизу». Пока у нас в России все только «сверху». Все по традиции смотрят в рот царю или президенту, чтобы он все поправил, пенсии прибавил. А народ сам не «шевелится», а если «шевелится», то, в основном, деструктивно. Всякие ярые оппозиционеры и прочие. А конструктивного «шевеления» мало.

– Это должны взять на себя общественные организации?

– Да, были мы в Америке по обмену от Совета федерации, а они – от Конгресса. Так я был в шоке просто. В каждом маленьком городе у них около тысячи общественных организаций, а то и больше. Если появляется какая-нибудь проблема – сразу возникает общественная организация. И у них конструктивные организации. И деньги на это выделяются. Мы им сказали, что создаем реабилитационный центр на свои деньги, так они очень удивились: «У вас что, денег так много что ли?» Они на свои деньги только дома и машины покупают.

– А им кто дает деньги?

– А у них, чтобы открыть реабилитационный центр, надо написать заявку в администрацию. Во-первых дают деньги на открытие центра, а во-вторых, человек, приходящий в этот центр, имеет такую маленькую белую карту социального страхования. По этой карте он может выбрать что угодно. Госбольницу, федеральную, муниципальную больницу или реабилитационный центр, где ему лучше и где удобнее. Он приходит и своей карточкой приносит свои деньги. В частный или общественный центр – неважно. Сразу с ним приходит приличная сумма денег. Они на эти деньги и работают, поэтому есть конкуренция, есть выбор. У нас эта система еще слабо развита, но мы к этому тоже идем.

– А кто вам давал деньги в 2000 году, когда вы впервые открыли свой «Город без наркотиков»?

– Этот вопрос тогда стоял очень жестко. Мы его для себя один раз решили и больше к этой теме не возвращались. На излете моей работы в Союзе студентов тоже этот вопрос стоял– где взять финансирование? Тогда я столкнулся с тем, что если нам кто-то помогает, то он начинает нам диктовать свои определенные условия. Ты начинаешь плясать под дудку того, кто «заказывает музыку». Тогда я понял, что для нормальной работы общественной организации надо определиться, на какие деньги она будет работать. И если я берусь за такое дело, я должен быть с собой откровенным, я должен иметь минимальную базу, должен выделить деньги на эту работу, а остальное сама организация должна добывать. Кроме идей у людей должна быть и заработная плата.

Поэтому в то время у меня были свои личные средства, я их выделил для этого дела, а остальное организация получает с помощью «fund rising» – поиск спонсоров, поддержка людей. Нам и до сих пор помогают, но принцип у нас такой, что мы стараемся быть независимыми. Ни от организаций, ни от политических партий, ни от государственных структур, ни от коммерческих структур. Если тебя финансирует организация и сегодня она на «гребне волны», а завтра у нее деньги кончились, то мы что же – должны похоронить свою идею? Ни в коем случае! Мы далеки от политики и от чрезмерной опеки с любой стороны– это мы установили «железобетонно». Эти принципы позволяют нам работать, хотя, возможно, в чем-то и ограничивают. Мы предпочитаем не ввязываться в какие-то скандалы, быть независимыми и беречь свои имидж.

– А какие сейчас перспективы в плане финансирования?

– Со следующего года мы перейдем немного на другую форму работы – на систему бюджетирования. Это мои деньги, деньги моих друзей, которые являются членами нашей организации. Все они серьезные коммерсанты, бизнесмены в республике. Но это такие люди, что не «пиарятся» за наш счет, а выделяют они деньги с условием, что я не буду кричать об этом на каждом углу, и ничего не требуют взамен. У них, во-первых, есть своя гражданская позиция, да и знают они меня уже лет 15-20. И видят нашу работу изнутри, поэтому просто мне доверяют. Прозрачный принцип бюджетирования их тоже устраивает. Вот скоро мы с ними сядем и определим тот минимум, который нужен на аренду, зарплату работников и мероприятия по плану на 2008 год. Все остальные деньги на мероприятия уже наши люди должны зарабатывать и привлекать в процессе работы.

– А государство вас никак не финансирует?

– Нет, государство нас целенаправленно не финансирует, но разовую помощь мы получаем всегда, когда обращаемся. Госкоммолодежи, комитет по молодежной политике администрации города довольно часто в проведении наших мероприятий помогают финансово. Плюс к тому государство нам помогает не деньгами, а по-другому. По личному распоряжению президента республики нам была выделена производственная база– мы там организовали реабилитационный центр. Администрация Уфы нам помогает в лице комитета по управлению муниципальной собственностью – дает нам помещения в аренду, что позволяет нам, как общественной организации платить за аренду значительно меньше.

– А чем занимается ваш реабилитационный центр?

– По законодательству у нас лечением наркомании имеют право заниматься только специальные государственные учреждения, имеющие соответствующую лицензию. Но есть такое понятие как пост-медицинская реабилитация – социально-психологическая, без применения медикаментозных средств. Наши «пациенты» живут в одном коллективе и работают. Когда заканчивается лечение, любой наркоман куда возвращается? В свой дом, в свой двор, к своим прежним связям и привычкам. У нас они живут год, за который они привыкают к новой для них жизни – социальной. Вспоминают навыки работы, жизнь в коллективе. Их там человек 15, и они сами полы моют, еду готовят, бюджет у них свой, общий. Они сами определяют, кто у них дежурный, сколько выделить на продукты, кто собак выгуливает, кто охраняет, кто на работу идет. Надзирателей у них нет, они сами свою жизнь новую строят и контролируют. У нас там есть люди не только из нашей республики, а из Удмуртии, Екатеринбурга, из Перми.

– И есть положительные результаты?

– Да, несколько человек у нас уже вышли из реабилитационного центра. Вот Марат Закиров, он сейчас сам возглавляет реабилитационный центр в епархии нашей православной. И еще один хороший парень, Ришат, тоже открыл свой реабилитационный центр. У нас же не бизнес, мы же не сидим на конкурентной основе. Наоборот, наша задача – создать побольше таких центров. Мы также ограничены рамками общественной организации и не можем разрастись в организацию с 50 филиалами. Зачем нам это нужно? Нам гораздо важнее, чтобы в каждой такой организации был свой «двигатель», от которого исходит инициатива и который всем этим руководит.

– А «Город без наркотиков» – это какой город? Только город Уфа?

– Если честно, то пока в основном Уфа. Своих возможностей для расширения у нас не хватает. Инициатива в других городах тоже есть. Приезжали к нам ребята из Салавата, Белебея, Стерлитамака. Мы им помогли, чем могли. Открыли они там такие же организации, правда, большой активной деятельности я пока не вижу.

– Может быть, не могут найти средств? Откуда еще могут общественные организации «привлечь» средства?

– Зарабатывать можно по-разному. За рубежом часто продают значки, сувениры, собирают благотворительные взносы, ходят по улицам со стеклянными коробками – собирают средства, но у нас такая форма не работает, это мы уже проходили. Российское общество еще не созрело для такой благотворительности. У нас намного проще показать какому-то крупному руководителю коммерческой структуры, что мы реально работаем, заинтересовать его и он перечислит нормальную сумму для какого-то мероприятия. Но они должны быть уверены, что дают деньги не на личные расходы человека, а на конкретное дело. И отчитаться надо перед ним конкретно. Вообще, разные бывают у людей мотивы. Если ребенок у него учится в этой школе – мы можем именно в этой школе провести свое мероприятие. Но чаще предприниматели и руководители структур не обременяют нас своими условиями. Обычно у людей просто есть совесть и гражданская позиция.

– Может быть, они хотят своих детей оградить от этой беды, создать некий щит?

– Ну, создавая щит вокруг своего ребенка, они же создают его и вокруг других детей. Всей школы, где учится их ребенок.

– А если провести раз в году такой день борьбы с наркотиками во всех школах?

– Министерство образования и все организации государственные, которые в этом процессе задействованы, они работают и проводят массу мероприятий. Просто у людей распространено такое обывательское мнение, что ничего не делается, раз я ничего не вижу. Конечно, из всего того, о чем чиновники отчитываются, половина не делается, а существует только на бумаге, но половина-то делается! Есть еще такой стереотип: вот вы называетесь «Город без наркотиков», так почему у нас еще есть наркомания, есть цыганские дворы, где распространяют наркотики? Но ведь эти вопросы надо адресовать специальным организациям, которые этим занимаются, которые деньги за это получают, у кого есть бюджет, машины, оборудование. Было бы таких общественных организаций, как наша, штук сто! Гораздо легче бы стало.

– Сколько еще подобных общественных организаций в Уфе?

– Четыре или пять сейчас существуют. Администрация города Уфы сделала вот хороший сайт «Наркотикам_нет».

– А вот недавно вы издали книгу «Честно о наркотиках». Какой у нее тираж?

– Десять тысяч. Конечно, тираж для миллионного города маловат. Но книга не бесплатная. Мы отдали часть тиража в магазины города. Рублей 60-70 она будет стоить. Сейчас у нас есть в планах выпуск дополнительного тиража. И мы во все образовательные учреждения, школы, институты, средства массовой информации разошлем ее бесплатно.

– Как ситуация с наркотиками изменилась с 90 годов?

– Полностью «цыганские дворы», распространяющие наркотики, не исчезли. Поселок Максимовка сейчас начал превращаться в такой «цыганский край». Но ситуация изменилась. Официально на учете стоит сейчас 6 тысяч наркоманов. Реально, конечно же, больше, может быть, даже раз в 10 или 20. Но перестроечные годы с их неустроенностью, переломными моментами, размытием идеалов, уходят. Что бы ни говорили, жизнь становится более стабильной, прогнозируемой, и молодое поколение четче и яснее видит свои перспективы в жизни и связывает его с образованием, с карьерой.

Америка с этой проблемой столкнулась давно, они с ней живут, а на нас она свалилась, как ушат холодной воды. Не было наркомании – и вдруг появилась. И как с ней бороться – никто не знал. А сейчас прошло уже лет 15, и это наше «долбление в одну точку», когда все это обсуждают, реклама социальная идет, уже сказывается конкретно. Сейчас любого спроси – все знают и о последствиях и о профилактике, а раньше было на уровне «хи-хи» да «ха-ха». Векторы поменялись. И законодательство ужесточилось.

Люди понимают, что от этого подальше надо держаться. Так что перспективы есть. Потом, у нас в республике, в отличие от других регионов, эта проблема решается лучше. Как бы ни ругали нашу власть, но я лично ездил по регионам, и видел, что у нас в республике власть сильнее. И уважение народа к власти, к милиции сильнее. В Екатеринбурге, например, полный беспредел в отношении чиновников, милиции. И полное неуважение к представителям правопорядка. В Удмуртии тоже. У нас какой-то другой менталитет. Возможно, и мусульманские традиции тут играют свою роль. У нас и религий больше и уважения к ним тоже.

– А как быть с такими новыми видами проявления наркомании, как синтетические наркотики, нюхание клея?

– Заниматься этим также должны МВД и УФСНК. В свое время еще Карл Маркс сказал, что если предприниматель видит возможность получить прибыль в 200 процентов и более, то его не остановят никакие преграды. Ни юридические, ни моральные, никакие. А наркотики дают прибыль не 200 процентов, а в тысячу и более. Поэтому есть наркобизнес. Это такой же бизнес, только противозаконный. И человек, получивший раз такую бешеную прибыль, уже не остановится, его ничто не удержит. Он и штраф заплатит, и откупится, но продолжать будет. И будет изобретать новые способы. Это вечная борьба. Есть такие горячие головы, предлагающие головы рубить, руки рубить, расстреливать.

– А вы не сторонник таких крайних мер?

– Нет, я не сторонник, я, наверное, либерал в душе. Есть такие примеры, как с Чикатило. Пока он был на свободе, вместо него человека четыре расстреляли, молодых ребят, шахтеров. Кто их к жизни-то вернет? А сидели бы пожизненно, их могли бы потом освободить. Поэтому только американцы могут там на электрическом стуле там всех убивать, или в Китае. Я за пожизненное наказание, потому что существует возможность судебной ошибки. Пожизненное наказание, по-моему, хуже, чем смертная казнь. Но я за предельное ужесточение наказаний в области наркотиков.

– Кстати, вы ведь депутат Курултая с 2003 года. Помогает ли вам в общественной работе ваш статус депутата?

– Отчасти помогает. Все законы в отношении борьбы с наркотиками принимаются на федеральном уровне. Но мы в нашем Госсобрании несколько раз направляли поправки, на основе инициатив УФСНК, связанные с ужесточением наказаний за распространение наркотиков. Об идентификации наркоупотребления, еще несколько законов было. Я сам лично разрабатывал закон об ограничении торговли так называемыми «фанфуриками».

– А это что такое?

– Это такие маленькие пузырьки с настойками боярышника, красного перца. Их очень активно в аптеках продавали, сейчас, вроде, поутихло. И администрация начала работать, возможно и совесть проснулась у этих аптекарей. А то как не зайдешь в аптеку – там вечно толпа бомжей их покупает. В Самаре такое предприятие есть – «Гиппократ», которое выпускает такие бутылочки. На этикетке все написано мелко-мелко, а слово «спирт»– крупно. Миллиарды, наверно, уже сделали на здоровье нашего населения. Сейчас бомжи другое лекарство покупать стали. Рекламировать не буду, но мы уже над этим вопросом работаем.

– Мудрец сказал: «Многие знания – многие печали». Не тяжело вам жить с грузом таких забот?

– Это правильно. Я постоянно об этом думаю, а зачем мне это нужно? Люди рядом работают, деньги зарабатывают, карьеру строят. А моя работа – это монета двухсторонняя. У меня и имидж такой: борец с наркоманией. С одной стороны, это хорошо, но, с другой стороны, это сдерживает меня в некоторых вещах. И мысли приходят, особенно когда один далеко едешь за рулем: если взялся, значит надо это дело доделывать. Может, думаю, квартиру снять в цыганских дворах, поселиться там, добить там эту заразу самому. С другой стороны, не милиционер я, чтобы по дворам цыган ловить, но проблему-то надо решать. И постоянно эти мысли в голове крутятся.

Иногда кажется, что мало мы еще работаем, но, с другой стороны, нельзя же объять необъятное. Как я могу каждому жителю помочь? Ну могу я сегодня все свои деньги потратить, но что я завтра делать буду? С другой стороны, у меня свои дети есть, мне их тоже уберечь надо. Но главное, я думаю, не разорваться самому, а моя сверхзадача – привлечь к своей работе как можно больше людей. Создать команду, найти единомышленников, преемников, чтобы дело это продолжалось. И чтобы работали все не за меркантильный интерес, а за идею.

– А не страшно бороться с таким злом? Вас не считают главным врагом наркомании? Не было угроз?

– Когда мы начинали работать, у нас пейджер был, он и сейчас есть, мы принимаем сообщения о местах продажи наркотиков. Номер 8-181, абоненту «Город без наркотиков». Нам люди сообщают, мы сообщения передаем компетентным органам. Возбуждаются уголовные дела и людей «присаживают» конкретно. Лет на десять. И у тех, кого посадили, есть данные, откуда пришла информация. Это информация открытая, там написано, что «Город без наркотиков» прислал информацию.

Вот года два-три назад, к нам в офис приезжали типа их «родственники». Крепкие ребята приезжали. Несколько раз, когда мы проводили акции в цыганских дворах, приезжали ко мне цыганские наркобароны. На двух черных шестисотых «мерседесах» такие импозантные дедули с окладистыми бородами, с открытыми волосатыми грудями, с золотыми цепями толщиной, как ограждение памятника Салавату Юлаеву. Пытались мне «по понятиям» объяснить, что я не прав. Ну я на доступном им языке объяснил, что сам я не сторожу у замочной скважины, кто и чем занимается, а мне граждане сообщили, проявив свой гражданский долг. И, во-вторых, сказал, что я их ненавижу, и буду продолжать делать свое дело, так что ездить ко мне бесполезно. Ну, а друзья мои из силовых органов потом встречную профилактическую беседу с ними провели. Сейчас больше не ездят. Но первые годы работы у нас секретарши менялись раз в полгода. Это с 2001 по 2005 год. Им было реально страшно, потому что на пейджер угрозы не принимаются, там диспетчер сидит, а по телефону высказывали много чего. Мы на автоответчик записывали даже. Стекла в офисе у нас постоянно били.

– А информация полезная поступает на пейджер?

– Ну, половина идет бесполезной. Бабушки жалуются на стоящие во дворах машины. Но половина идет очень ценная. Часто наркоман обижается на своего дилера, не поделили они там что-то, и сдает его. А наша информация служит основанием для служебной проверки УФСНК и МВД. Для них это важная оперативная информация. Задача правоохранительных органов в том, чтобы предотвратить преступление. Ловить преступника после совершения – это последнее дело. Я сейчас учусь в Российской академии государственной службы при Президенте РФ в Москве на специальности «Национальная безопасность». Нас там учат, что главное в работе «силовиков»– это оперативная деятельность.

– А люди не считают эту информацию «стукачеством»?

– Это не «стукачество», а бдительность. Если кто-то сумку подозрительную заметил на вокзале? Теракт предотвратил? Это бдительность. Стукачество – это когда человек целенаправленно, из личной корысти, сообщает сведения, часто заведомо неверные.

– Не хочется ли вам иногда пойти в силовые структуры, во власть, чтобы решать вопросы с наркотиками на другом уровне? Или, может быть, хочется вообще бросить это дело и переключиться на что-то другое?

– Это тоже проблема для меня. Личная. Я много об этом думаю. Одно я знаю точно: раз я этим вопросом занялся, я не в праве его бросать. Даже если я в дальнейшем буду работать на государственной службе или заниматься любой другой деятельностью, которая мне не позволит полностью отдавать себя этому делу, я морально буду обязан способствовать тому, чтобы это дело продолжалось. Я буду должен выделять определенные суммы из своего личного бюджета и контролировать это дело. Или я найду человека, который дело это продолжит за меня. В ближайшее время, скорее всего, в моей жизни грядут перемены. Нельзя застаиваться на месте. Должен быть переход количественных изменений в качественные. Но есть теперь у меня в этой жизни некое моральное обязательство – это наш «Город без наркотиков». Просто забыть, похоронить это дело – самый худший для меня способ. И всегда буду помнить обещание своего друга, что он здороваться со мной не будет, если я так сделаю. Актуальность этого уже давно прошла, но сейчас появилось еще очень много людей, которым надо еще помочь и которые не простят, если я это все оставлю.