«Чувствую только ноги»: корреспондент UFA1.RU — об участии в ночных поисках годовалого малыша

В поисках годовалого малыша, о пропаже которого заявила его мать утром 29 августа, участвовали не меньше полутора сотен добровольцев. Но в штабе волонтеров регистрировались не все, поэтому организаторы поисков смело округляют эту цифру до 200 человек. В числе поисковиков оказался и корреспондент UFA1.RU. О том, как работают волонтеры на месте, рассказала Ольга Блажнова.

Быстро собираемся, долго выезжаем

Волонтеры подключились не сразу. В группе поиска пропавших детей Павла Нестерова информация появилась 29 августа только вечером — в 17:12.

— На сбор всей необходимой информации уходит время, мы не можем объявить поиск сразу после заявления. Есть проработанный алгоритм действий, мы работаем по нему, — объяснил Павел.

К тому времени на месте, в селе Дюртюлинского района Башкирии, работали специалисты: следователи, спасатели МЧС, полиция. Первая группа волонтеров начала поиск утром в пятницу, 30 августа. Мы поехали второй волной и двумя экипажами. Волонтеры отряда «Лиза Алерт» уже вовсю прочесывали местность.

Мы выезд запланировали на 15:00, ехать до места 140 километров — не меньше двух часов.

Сборы в дорогу быстрые и простые: удобная обувь, теплая одежда (утром термометр показывал всего 8 градусов выше нуля, так что половина наших были в зимних куртках, о чем ни разу не пожалели). С собой, у кого есть, — фонарик, кто успел — бутерброды и термос с кофе.

К назначенному времени в назначенном месте собрались, готовы ехать. Но тут новая информация — с нами едет пятый человек, девушка, поисковик со стажем. Ее надо подождать, она добирается из другой части города. На дорогах в городе к тому времени собрались пробки — пятница. Но главарь нашей «банды» Паша Нестеров сказал ждать, поэтому ждем.

В это время во мне борются журналист и человек. Журналист во мне кричит: «Пока ты тут торчишь на парковке, там без тебя все найдут!» Человек во мне отвечает: «Это же маленький ребенок, быстрее бы нашли, и какая разница, с тобой или без тебя».

Еще в Уфе перед выездом обсуждаем все варианты развития событий, при которых есть шанс найти живым: выкрали цыгане, завистники, спрятали, сам уполз…

Мы выехали только в начале пятого часа вечера.

Злые шутки и первая информация с места

В пути два часа. В дороге понимаешь, что ожидание еще не закончилось, оно только начинается. Шутили. Зло шутили, по-черному. К этому времени осознаешь, что все варианты про «выкрали» и «спрятали» — пустой трёп. И едешь ты искать труп. Труп ребенка, которому всего 14 месяцев.

А еще узнаем, что в 140 километрах от Уфы проблемы со связью. Это становится очевидным еще в дороге — невозможно отправить сообщение в мессенджере. Паша Нестеров переживает, что забыли взять с собой рации.

В селе добровольцы развернули штаб в администрации сельского поселения. Первая информация с места.

— Примерно в пять утра соседи слышали крик ребенка, который резко оборвался, — информация передается между волонтерами. Кто первым сказал эти слова, непонятно, но им веришь — они вышли из штаба.

— Сейчас уже прочесали здесь, здесь и здесь... За домом пруд, там работают водолазы… Еще один пруд здесь… Вот здесь по оврагу прошли, и по этому кладбищу тоже, но есть еще одно кладбище, — координатор поиска Юлия объясняет по карте текущую ситуацию и кутается в теплую куртку — в здании сельсовета холодно, а сидеть на месте еще холоднее.

Мы выбираем для прохода кладбище. Уже знаем, что у мамы ребенка был автомобиль. И было время. Уговариваю Пашу, нашего «главаря», проехать по улице через дом, где жил ребенок. Статистика и опыт подсказывают — искать надо рядом с домом. Но у нас, волонтеров, есть задание, а в доме и в огороде в это время работают спецы. И значит, наш путь — на старое кладбище.

Подчиняться — сложно

По дороге остановились еще и около пруда — посмотреть на работу спасателей. Близко подойти не получается, берег очень крутой. Машина МЧС примерно в пятистах метрах от непосредственного места поиска, они добирались туда на лодке. Чуть позже, уже в темноте, мы всё-таки там прошли, но это было уже почти ночью. И сейчас мы едем дальше — на кладбище.

Нас теперь шестеро, к группе присоединился парень, который работает тут с самого утра и уже ориентируется на местности. Машины оставили перед нужным квадратом, распределяемся по территории.

Следовать назначенному маршруту сложно — глаза разбегаются. Это со стороны кажется, что всё легко — в кино люди просто идут шеренгой. У нас так пока не получается. Оказывается, что вокруг слишком много мест, где можно закопать ребенка, рост которого — всего 80 сантиметров. А еще его можно закинуть в бурьян — вес не превышает 10 килограммов.

Пытаешься мыслить по правилам логики: копать плотную землю мать не станет — судя по информации о ней, просто не вытянет такой труд. Далеко в бурьян не закинет — женщина, не спортсменка… Со стороны такие рассуждения могут показаться смешными. Но не для тех, кто работает на месте. Там ты понимаешь, что пока не нашли, ни одно из предположений нельзя исключать.

Тебе говорят: «Иди вперед вдоль кладбища». Но так идти невозможно: прямо перед тобой свежие захоронения — а вдруг именно здесь закопала? А еще на пути бурьян, заросли кустарника, другие препятствия — раздвигаешь траву рукой, топчешь землю ногой. Понимаешь, что не здесь, но не проверить нельзя.

Идти по прямой мешают не только естественные преграды, но и собственные инстинкты: «А вдруг здесь… А может, в могиле свежей закопала? А вдруг в эти кусты закинула?»

К 9 часам вечера мы справились с поставленной задачей на старом кладбище. Прошли и вокруг него. Подозрительным казалось всё: муравейник, подкоп, старая шапочка на земле. И вдруг вышли на пашню — много гектаров свежевспаханной земли. И тут опускаются руки. Особенно после того, как один из волонтеров видит на земле недавно оставленные следы. Кажется, твой труд — бесполезная трата времени, слишком много вариантов для сокрытия преступления.

Отвергнув все свои находки, в начале 10-го часа вечера вернулись в штаб. К этому времени начались сумерки. Но домой ехать рано, у нас появилась еще одна задача — пройти вдоль оврага за домом заявительницы (так называли в штабе женщину, у которой якобы пропал ребенок).

Овраг за домом

— Она сказала, что вынесла и оставила ребенка за домом, — первое, что узнаем, вернувшись в штаб. По ходу понимаем, что это блеф, за домом исходили уже все и всё. Но нам предстоит пройти еще раз.

От штаба к месту проходки идем пешком. Поначалу кажется, что это совсем близко. Но только поначалу. К этому времени уже почти совсем темно, в штабе раздали фонарики, я же просто включила приложение на телефоне.

По ходу волонтеры смеются и одновременно злятся на сообщения, которые им присылают доброхоты, мол, она призналась, что вынесла ребенка куда-то в поле и оставила в лиловом одеяльце. В первую очередь вызывает смех лиловое одеяльце: лиловый — это шар из старого советского кинофильма. Но мы тут же прикидываем вероятность того, что женщина оставила ребенка в поле.

— Ты видел здесь бродячих собак?

— Нет. Здесь, если и есть собаки, все на цепи.

За домом выстраиваемся в ряд. На этот раз стараемся идти плотной шеренгой. Нас человек 15, но идти сеткой у нас получается недолго — местность не дает. И если сначала идти несложно, то непосредственно за домом заявительницы и обрывом над водой — тропинка шириной не больше пары ладошек. Мы преодолеваем такие участки, держась за доски почти упавших здесь заборов, предупреждая друг друга в темноте об опасности, об овраге и осыпающейся земле под ногами.

В эти моменты мы обсуждаем шансы годовалого ребенка на выживание — нулевые. И приходим к пониманию, что версия про «лиловое одеяльце» — очередной бред, родившийся в Сети. Нам вторят и силовики, которые держат связь с координатором: поиски не останавливают, есть установка продолжать прочёс местности.

У волонтеров тоже есть свой регламент, хоть это и не госучреждение.

— Стоп! — так кричат, когда находят артефакт (именно так называется любой подозрительный объект).

И вот в темноте, в шеренге, выстроенной из фонариков, ты слышишь:

— Стоп!

И сердце обрывается.

— Мальчики, отвернитесь, пожалуйста, я быстренько.

Смех смехом, но тут на месте отойти в сторонку некуда. И лучше уж в кустики, которые были по пути, чем в овраге, где еще и тебя потом искать придется.

К 11 часам вечера мы прошли территорию за задами поселка.

Результат — понятие относительное

По возвращении в штаб кто-то произнес:

— Безрезультатно.

Его тут же одернули:

— Вы помогли нам вычеркнуть из зоны поисков целый квадрат!

В тот момент в моей голове пульсировала одна мысль:

— Кто придумал, что от усталости люди не чувствуют под собой ног? Я чувствую только ноги, и больше ничего не осталось, только чувство, что ты в течение нескольких часов ходил по неостывшему костру.

По пути обратно, в Уфу, мы обсуждали всё что угодно, кроме поисков. Нашему «главарю», Павлу Нестерову, в 8 утра надо было на работу. Другим тоже на работу, хоть и попозже. Говорили мы обо всем — о музыке, о науке о мозге, о психологии… В то время мы еще не знали, но предчувствовали, что конец поискам — совсем скоро.

P. S.

Дома я была около часа ночи. Я знала, что поиски на месте продолжаются. Прибыла очередная волна волонтеров, поздно вечером и ночью оставались работать не менее 35 человек. К этому времени из Челябинска выехала группа «Легион спаса». А наша координатор Юля всё так же не спала, разводила группы по местности, отмечала на карте пройденные добровольцами маршруты.

О том, что мать ребенка во всем призналась и поиски свернули, стало известно около двух часов ночи. Я и вся наша команда в это время спали без задних ног. И о том, что мать призналась, что задушила ребенка и закопала в навозной яме, мы узнали только утром.