Главный следователь Башкирии: «Конечно, иногда хочется кого-то допросить»

Главный следователь республики Валерий Липский возглавил следком Башкирии в январе этого года. И с тех пор не давал интервью ни одному изданию. Сегодня, 25 июля, в день сотрудника органов следствия, он побеседовал с корреспондентом портала UFA1.RU. Он рассказал о том, как в составе следственной группы расследовал гибель подлодки «Курск» и покушение на Анатолия Чубайса, кому стоит работать следователем, а кому противопоказано, как проходит его рабочий день и как он отдыхает, о самых громких уголовных делах Башкирии, и еще много всего интересного.

— Как вы получили назначение в Башкирию? Почему?

— Меня назначили приказом, но спрашивали желание: готов ли приехать в этот регион? Я дал согласие. И вообще это назначение для меня повышение.

— И как вам наш регион?

— Регион очень хороший, интересный для работы. Я нисколько не жалею.

— Работа по сравнению с Москвой чем-то отличается?

— Те же самые проблемы, что и в Москве. Я не всю свою жизнь прожил в столице. Мой отец и дед — военные летчики, второй дед артиллерист, участник Великой Отечественной войны, все полковники. В связи со службой отца мы много ездили по Советскому Союзу, я сменил восемь школ. А начинал работать в военной прокуратуре Северного флота в Мурманске. Я считаю, что Уфа — отличный город, доволен, что моя жизнь так сложилась.

— Какое самое яркое впечатление об Уфе?

— Люди. Они очень трудолюбивые, работоспособные, как башкирские пчелы. Самое хорошее впечатление о людях, и природа здесь очень необычная.

— Расскажите о громких делах, которые раскрыли под вашим руководством?

— Я проходил службу в гарнизоне Видяево Мурманской области, где погибла подводная лодка «Курск» и 118 членов экипажа. Я входил в состав следственной группы, это было большое резонансное уголовное дело — сложное, там задействовали огромные ресурсы на расследование. Основная причина — взрыв торпеды в торпедном отсеке. Уголовное дело было направлено в суд по обвинению в халатности командующего Северным флотом.

Недавно по этому эпизоду сняли фильм. Посмотрел, насколько картина Люка Бессона соответствует тому, что на самом деле было там. Его, конечно можно критиковать, но в целом мне понравилось.

Также я в составе следственной группы расследовал уголовное дело о покушении на Анатолия Чубайса. Я осматривал место происшествия. Это был холодный мартовский день, 12 часов мы собирали на улице предметы, которые относились к делу. Я очень тогда замерз, но не заболел. На первоначальном этапе я назначил большое количество экспертиз, затем уголовное дело передали в Генеральную прокуратуру РФ.

Было уголовное дело и по факту бандитизма — в преступную группу входили сотрудники, тогда еще милиции, и гражданские лица, которые переодевались в милицейскую форму. Они нападали на дальнобойщиков, связывали их и похищали перевозимый товар.

Хорошо помню дело об убийстве троих граждан Таджикистана тремя их же земляками. Потерпевшие занимались гробовым бизнесом — подготовкой могил. Один из обвиняемых до последнего отказывался признавать свою вину. При задержании он предъявил фальшивый паспорт гражданина России, после проверки его отпечатков пальцев выяснилось, что он уже отбывал наказание под другим именем. Его третье, уже настоящее имя, узнали, когда получили ответ на международный запрос из Таджикистана: он находится в розыске за убийство малолетнего. Когда он увидел постановление о привлечении в качестве обвиняемого со своим настоящим именем, то заплакал — понял, что после срока лишения свободы в России, ему предстоит ответить по всей строгости закона в Таджикистане.

Последние три года я проработал в Мытищах. Упомяну дело местного предпринимателя — он сымитировал покушение на свое убийство, чтобы в последующем обвинить в нем своего иностранного партнера по бизнесу и завладеть его делом. Предприниматель нанял киллеров, сказал им застрелить водителя своего автомобиля, а сам заранее покинул машину. Водителя убили, а злоумышленник утверждал, что в момент нападения находился в машине. По осколкам, брызгам, повреждениям расстрелянного автомобиля и потерпевшего установили, что в момент расстрела обвиняемый в машине отсутствовал. Также выяснилось, что предприниматель вывез имущество своего партнера более чем 1 млрд рублей, часть из которого похитил, и начал внезапно жить на широкую ногу.

Однажды в Мытищах обнаружили тело замерзшего студента МГУ — гражданина Франции, Великобритании и Ирландии. Выяснилось, что он вышел из ночного клуба, а потом двое граждан Азербайджана напоили его самого, брата и девушку психотропными веществами и выбросили из машины. Кто-то из них пришел в себя, а кто-то ушел в небытие.

Было дело, по которому убивали таксистов и завладевали их машинами. Пару лет назад мы направляли в суд уголовное дело по похищению сына директора Шереметьевской топливной компании и последующего вымогательства крупной денежной суммы. Все участники были установлены и привлечены к ответственности.

— Какие дела запомнились в Башкирии?

— За эти полгода мы расследовали немало громких дел. Среди них уголовное дело на главу администрации Краснокамского района и его заместителя. Их обвиняют во взяточничестве, воспрепятствовании предпринимательской деятельности и злоупотреблении полномочиями — они требовали 3,7 млн рублей за получения разрешений на демонтаж нефтепровода.

Возбудили уголовное дело на бывшего начальника райотдела комитета по управлению собственностью Иглинского района. Из-за его действий госземли в Иглино площадью более 100 гектаров стоимостью более 1 млрд рублей продали всего за 2,1 млн рублей.

Затем там построили коттеджный поселок, а землю распродали по частям. Сложность его в том, что конечными приобретателями земли стали добросовестные граждане.

Также широкий резонанс получило дело по факту превышения должностных полномочий бывшим заместителем премьер-министра правительства республики — министром земельных и имущественных отношений. Он в обход конкурсных процедур организовал реализацию двух земельных участков общей площадью более 170 соток, не находящихся в его распоряжении, по заниженной на половину цене. Республика не получила доход в размере более 27 млн рублей. Сейчас он под домашним арестом.

— С какими сложностями столкнулись, когда начали работать в республике?

— Во-первых, это большая численность населения и большая территория — 27 территориальных следственных отделов, 3 отдела по расследованию важных дел, плюс подразделения аппарата следственного управления. Каждый отдел необходимо изучить, понять, где имеются слабые места, где не хватает сотрудников, чтобы равномерно распределить нагрузку, которая в регионе достаточно велика.

К примеру, за 2018 год следственным управлением республики расследовано 2459 уголовных дел, это больше чем завершено Главным следственным управлением по Москве и Главным следственным управлением по Московской области. По данному показателю мы находимся на четвертом месте, после нас с небольшим отрывом идет следственное управление по Республике Татарстан, у которого штатная численность больше, несмотря на то, что населения в Башкортостане больше.

— А какие еще резонансные дела раскрыли?

— Это в первую очередь убийство семьи из пяти человек главой семейства, нам удалось его раскрыть в апреле этого года. В декабре прошлого года 46-летний глава семьи убил у себя дома свою 39-летнюю супругу, двоих своих детей, падчерицу и ее девятимесячного ребенка.

Интересно раскрытие убийства женщины, совершенное ее отцом четыре года назад. Все началось с того, что в этом году в Уфимском районе нашли руку человека, оказалось, что она принадлежит женщине, которую уже давно никто не видел, однако, пропавшей она не числилась. При выяснении обстоятельств ее исчезновения подозрение пало на отца пропавшей. Это было в 2015 году, мужчина поссорился со своей 42-летней дочерью. К тому же подвыпил. Он ударил свою дочь кулаком по голове, от тяжелой черепно-мозговой травмы женщина скончалась на месте. Затем обвиняемый расчленил тело дочери, часть выкинул в мусорные баки, а часть утопил в пруду. Полностью тело дочери так и не нашли, тем не менее следствием было собрано достаточно доказательств вины обвиняемого для направления дела в суд.

— А запомнили самое первое свое дело?

— Мне сразу дали уголовное дело, там было четыре обвиняемых в неуставных отношениях и трое пострадавших. Я не умел раскладывать документы, а тут сразу четыре человека. В первые три месяца службы у меня от такого стресса сразу выросло три зуба мудрости.

— Правда ли, что сейчас молодым стало сложнее работать?

— Да, категория преступлений уже совсем другая. Когда я начинал работу, не было такой массовой педофильной и компьютерной преступности. Сейчас более изощренные убийства, более хитрые способы совершения коррупционных преступлений.

— Как складываются отношения с коллегами? Хорошо вас встретили?

— Я считаю, что нормально меня встретили. Отношения с коллегами складываются как начальник-подчиненный. Но при этом я пытаюсь вникнуть в их проблемы. Здесь были определенные трудности с кадрами. Был большой отток следственного управления — в прошлом году уволилось 20% личного состава. Сейчас, наоборот, вакансий следователя осталось всего две — даже из других регионов приезжают люди, которые хотят у нас работать.

— В чём состоит ваша работа? Много ли бумажной?

— Она и бумажная, и организаторская — много переписки с центральным аппаратом, с районами и другими ведомствами. К нам поступают письменные обращения и заявления граждан. Мы все это изучаем. По факту я делегирую полномочия руководителям структурных подразделений, потому что все самому проконтролировать невозможно. А потом они отчитываются о проделанной работе.

— Не скучаете ли по работе простого следователя — по выездам, осмотрам мест происшествий?

— Я отработал следователем восемь лет, то есть я эту черту уже перешёл. Конечно, иногда хочется кого-то допросить, но на это нет времени. Нужно выбирать: если ты будешь и дела расследовать и заниматься руководящей работой, то не будет ни там, ни там успехов.

— На какие-то громкие дела вы выезжаете?

— При необходимости выезжаю, но в основном направляю следователей из аппарата управления и руководителей подразделений. Когда было ДТП с автобусом под Архангельским, где погибли шесть человек, туда выезжали следователи-криминалисты и следственный отдел практически в полном составе. Нам помогали и коллеги из Республики Татарстан. По факту мое участие в каждом уголовном деле нецелесообразно, поскольку если за полгода их возбудили 1800, физически если на каждое происшествие выезжать, то меня не будет на работе, и подчиненные не смогут со мной согласовать служебные вопросы.

— Какой у вас распорядок дня?

— На работу я прихожу в 8–9 часов. У меня, как правило, обычный, 12-часовой рабочий день. Я тоже человек, могу изредка и в шесть уйти, но раньше — никогда. Вообще сотрудники на службе 24 часа в сутки, пусть и не всегда на рабочем месте, и я тому не исключение — я постоянно нахожусь на связи.

— Работа в госструктуре дает вам какие-то льготы?

— Имеются ведомственные льготы и право на получение пенсии по истечении 20 лет службы.

— При общении с людьми ловите себя на мысли, что изучаете их?

— Нет, если общаюсь не по работе. Вообще нужно всегда разграничивать время работы и отдыха, чтобы не перегореть. Я научился на время отдыха отодвигать рабочие мысли в сторону, потому что, если думать круглосуточно про дела об убийствах и изнасилованиях, просто не заснешь.

— Как семья относится к вашей работе?

— Жена и трое сыновей уже привыкли, что приходиться уделять работе значительную часть времени. Но при каждой удобной возможности я стараюсь проводить время с ними.

— Как вы отдыхаете?

— Как правило, предпочитаю со своей семьей уезжать куда-нибудь на море или путешествовать по городам, где я еще не был. Но только не дома, потому что иначе это длинные выходные, а не отпуск.

— Почему у следователей такой сложный официальный язык? Заметили, что они легко на нем не только пишут, но и разговаривают.

— Однажды жена спросила: «Зачем вы двадцать раз одними и теми же фразами пишете одно и то же?» Да, иногда читать тяжело, написано чопорно и неинтересно. На моей практике были следователи, которые писали, как художественный роман, типа: «Бежал по лунной дорожке, высоко поднимая коленки», но такое недопустимо. Мы при описании действий должны строго использовать официальный язык уголовного права, уголовного процесса, чтобы не пропустить никаких признаков преступления. Если пропустить одно слово в резолютивной части, по этим основаниям дело вернут прокурору, а потом и следователю. Где-то это излишне бюрократизировано, но это требования законодательства.

Председатель суда гарнизона на Северном флоте говорил мне, что если в обвинительном заключении больше 30 листов, то он никогда не выносил меру наказания смертную казнь. Все должно быть понятно и коротко изложено. Сейчас судебные инстанции требуют излагать одни и те же показания по каждому составу преступления и обвинительные заключения занимают по несколько томов. Мы идем в потоке закона и поэтому подстраиваемся.

— Сопереживают ли следователи подследственным? И допустимо ли это, или если дать волю чувствам все пойдет насмарку?

— Следователи всегда должны поступать в соответствии с законом. Расследуя уголовные дела, мы в первую очередь защищаем права потерпевших, даже если подследственные вызывают сочувствие и в нравственном плане считают совершенные ими преступления справедливыми. Поэтому следователь должен убрать эмоции в сторону и давать событию юридическую оценку.

— Как преступникам удается скрывать на месте преступления отпечатки пальцев и другие следы?

— Они, наверное, много фильмов смотрят и воспринимают это как руководство к действию. Отпечатки пальцев скрыть несложно, их можно просто стереть, а как скрыть другие следы я лучше рассказывать не буду, чтобы не усложнять нам работу.

— Сегодня в интернете и на телевидении можно найти четко расписанные руководства к действию, когда разбирают по частям составы преступлений.

— Да. В 2011 году я был на учебе в Санкт-Петербурге. Нам читали лекции прокуроры и полицейские США. Они рассказывали — ловят одного интернет-педофила, а следом возникает два. Ловят двух педофилов, а через день их четверо. Об этом рассказывают по телевизору, в интернете, люди начинают пробовать, кому-то нравится, и эти преступления дико прогрессируют. Причина только в том, что об этом много рассказывают. Знаете, где нет интернет-преступлений и педофилов? В КНДР: там нет интернета, и практически нет педофилов.

— Насколько реально совершить идеальное преступление и не оставить никаких следов? Или у следователей все настолько схвачено, что нет шансов?

— Лазейки всегда остаются. Но мы тоже совершенствуемся, к примеру, из 256 убийств, которые были совершены в прошлом году, нераскрытыми осталось всего лишь 8. И то по ним либо сроки какие-то прошли, либо преступники там были более хитроумные. Но способов уйти от ответственности у людей все меньше и меньше. Люди пользуются мобильными телефонами, камеры установлены на улицах, они оставляют свой генетический материал — отпечатки пальцев, население становится все-таки с более активной гражданской позицией. Может быть, потом будет, как в кино.

— А в кино не так, как в жизни?

— Нет, в кино не так. Там все очень быстро всегда, смотреть интереснее. Иногда люди приходят к нам трудоустраиваться на работу и говорят: все я могу, я способен. А через неделю просто сдуваются, потому что много очень бюрократической работы, формальной, медленной. На уголовное дело, что интересно для следователя, он тратит 20% рабочего времени, а остальное он осматривает предметы, печатает документы, составляет описи. Не для каждого психотипа человека это подходит.

— Какой ваш любимый фильм о сыщиках, который более правдиво отражает работу следователя?

— Близко к правде «Тайны следствия», что-то близкое есть. По крайней мере, звания не путают и форма того цвета — уже хорошо.

— Человеку с какими качествами характера подойдет такая работа, а кому категорически нельзя?

— Только недавно был на курсах повышения квалификации в Москве, и нам по результатам тестирования работников в субъектах выдали исследование, что 33% следователей — сангвиники, 36% — это флегматики. Холериков всего 12%, оставшиеся — это меланхолики. Сангвиники и флегматики наиболее стрессоустойчивы, они могут планировать свою работу на длительный период времени. А холерики очень быстро выгорают. Этот психотип подходит для оперативных сотрудников МВД, где они быстро раскрывают преступление, а затем бегут раскрывать следующее. Каждому типу подходит своя работа. Я сам, скорее всего, сангвиник —следователи с энергичным психотипом быстрее расследуют общеуголовные преступления. Более спокойные лучше расследуют экономические и налоговые преступления, разбираются, спокойно вникают в ситуацию.

— Вы придерживаетесь этой классификации при приеме на работу новых сотрудников?

— Когда я был руководителем следственного отдела, я проводил собеседование, которое длилось, как правило, 30–60 минут. За это время видно, что из себя человек представляет.

— Что бы вы хотели сказать своим коллегам в этот день?

— В этот день хочу поздравить всех работников органов следствия и в первую очередь, конечно, следователей Следственного комитета, ФСБ и МВД, пожелать им профессиональных и личных успехов, крепкого здоровья, а их семьям благополучия, терпения и понимания.