Михаил Роднов, доктор исторических наук, сотрудник Уфимского научного центра РАН: «Любая мода проходит, надо изучать всех: и красных, и белых»

Историк – властелин минувших веков, говорил Дюма-отец и делал с ней все, что хотел.

О некоторых аспектах современной истории, а также о том, чем занимается современный историк мы побеседовали с Михаилом Игоревичем Родновым, доктором исторических наук, заведующим отделом истории и истории культуры Башкортостана Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской Академии наук.

– Михаил Игоревич, над чем сейчас работаете?

– Любой исследователь обычно трудится над несколькими проектами. В последние годы я изучаю хлебную торговлю в нашем крае в начале XX века. Уфимская губерния была в числе ведущих поставщиков зерна и другого продовольствия в Российской империи. По моим подсчетам, перед Первой мировой войной примерно до 1/3 зерна, поступавшего в Санкт-Петербург, привозилось из наших краев. Основная часть зерна и муки вывозилась в Балтийские порты от Ревеля (Таллина) до Кенигсберга (Калининграда).

– В настоящее время из-за страдающих русофобией прибалтов направления грузопотоков изменились?

– Знание истории очень поучительно. В чем причина нынешних напряженных отношений России со странами Прибалтики? С эпохи викингов, последнюю тысячу лет Прибалтика играла роль торгового посредника между Западной и Восточной Европой. И в Российской империи и в СССР миллионы пудов (тонн) всевозможных грузов экспортировались через балтийские порты. В 1914 году население Уфы, Ревеля (Таллина) и Либавы (совр. Лиепаи – прим. авт.) было почти одинаковым – около 110 тысяч человек. За прошедший век число жителей Уфы возросло в 10 раз, в Таллине сейчас проживает 400 тысяч человек (в 1991 г. было 460 тысяч), а в Лиепае – менее 90 тысяч! А ведь Лиепая была одним из двух незамерзающих портов на Балтике, экспорт со всей Евразии шел туда. Теперь это маленький, захолустный городок.

После распада СССР экономики Латвии и Эстонии продолжали существовать за счет транзита российских грузов, на «грязные» российские рубли. В начале ХХI века местные элиты решили отказаться от них, они ждали наплыва инвестиций из Евросоюза после вступления туда этих стран. А инвестиции не пришли! Ни об одном сколько-нибудь крупном проекте в этих странах не известно. Из-за высокого жизненного уровня в Прибалтике западные инвестиции пошли в бедные Словакию, Румынию и т.д. А российский экспорт из-за недружественной политики меняет направления – усиленно строятся свои порты в Финском заливе, развивается Калининград, Финляндия перехватила грузопотоки (например, ввоз автомобилей). Вот и причина кризиса – причина столь «истеричной» антироссийской политики трех прибалтийских стран.

– Вам не кажется подозрительным, что сейчас всплывают неизвестные документы, переворачивающие всю историю?

– У нас любят поговорить о непредсказуемости российской истории. Уверяю, это везде так, и в Италии, и в Германии постоянно «переписывают» историю. Каждое новое поколение по своему смотрит на прошлое. В Европе есть стандарт: научная монография «живет» примерно 25 лет, потом пишут новую. Меняются поколения ученых, читателей, методики. Например, сейчас главное внимание обращается на историю простого «маленького» человека, а не президентов и царей.

– Вопрос от журналиста может показаться странным, однако ваши последние исследования опираются на газеты, а как говорил один философ, «история делается, когда пишется», можно ли доверять этому источнику, ведь советский период – хороший пример управляемости СМИ?

– Действительно, в последнее время я много внимания уделяю изучению дореволюционной прессы. Даже готовлю историко-документальную повесть о двух замечательных историках и краеведах той эпохи. В 2008 году исполнилось 190 лет со дня рождения Руфа Гавриловича Игнатьева и 180 лет со дня рождения Николая Александровича Гурвича. Увы, мы никак не отметили эти памятные даты. Гурвичу принадлежит «вечный» рекорд, который в нашей жизни вряд ли кто побьет, он 32 года был редактором газеты «Уфимские губернские ведомости» (неофициальной части) с 1865 по 1897 годы. Они работали в условиях жесткой цензуры, но сумели сделать не просто много, они оставили гигантское наследие. Жаль, что ваш информационный сайт не располагает возможностями опубликовать фрагменты повести, читатель убедился бы в этом на фактах. А насчет управляемости: сравним «Вечернюю Уфу» времен редактора Явдата Хусаинова с современной «Вечеркой». В условиях жесткой цензуры хусаиновская «Вечерняя Уфа» была великолепным изданием. Она говорила о важном, актуальном для горожан, а нынешняя..?

– В последние годы многие российские города стали стареть, причем даты их основания уходят в глубокое прошлое. Не стала исключением и Уфа. Это модная тенденция или все же способность современной науки определить истинную дату основания города?

– Да, после пышных торжеств по поводу 1000-летия Казани многие поволжские города бросились «удревняться». Саратов возводит свою история к золотоордынскому городу Укеку. В Самаре при губернаторе Титове тоже стали «шарить» в глубине веков, ныне вроде успокоились. В Чебоксарах заговорили, что новгородские купцы и разбойники (ушкуйники) обосновались на этом месте задолго до Ивана Грозного и т.д. С одной стороны, это конъюнктура, желание под юбилей «выбить» финансирование, «покрасоваться» перед верховной властью, соседями. С другой стороны, в рыночной экономике имидж, товарная марка стоит огромные деньги, и все серьезные компании строго следят за своей родословной. Есть даже целое направление в истории экономики, изучающее фирмы-долгожители (существующие столетиями).

– Какие критерии должны браться за дату основания города?

– Действительно, часто трудно определить точную дату возникновения города. Если город возник на пустом месте, как Самара или советские новостройки, можно определить дату до дня. В других случаях возникает много вопросов: город вырос из деревни, строился постепенно, люди живут с древнейших времен, наконец, что считать городом? Дата основания города во многом условна, обычно устанавливается правящими элитами в конкретной ситуации, а там сама жизнь показывает – закрепится эта дата или нет. Дата основания города – это не столько историческая величина, сколько товарный знак, своеобразная марка города, вот мы какие древние, славные, старинные, именитые и прочее.

– Что скажете по поводу даты основания Уфы?

– Кстати, это особенно четко видно в примере с Уфой. Никаких доказательств возникновения Уфы в 1574 году не существует. Первый секретарь Башкирского обкома партии Мидхат Шакиров задумал провести юбилей и остановился на понравившейся ему дате. Кстати, отец его был довольно известным краеведом, Мидхат Закирович – единственный за тысячелетнюю историю Башкортостана, скажем прямо, правитель – сын историка, хотя и любителя. Поднятая сейчас шумиха вокруг городища Уфа-II также носит коммерческую цель. Результаты раскопок не дают никакого материала после VIII-IX веков, нет свидетельств существования на месте Уфы какого-либо центра в эпоху Золотой Орды. Найдены лишь три монеты этой эпохи. Но золотоордынских монет на территории Башкортостана находили сотни, если не тысячи, их могли просто потерять. В ногайскую эпоху в районе современного кардиологического центра располагалась ставка ногайских наместников, так называемое «Чертово городище». Вот о ногаях в памяти уже русского населения сохранилось много свидетельств.

Но я бы не стал говорить о существовании города. Ногаи, как калмыки и казахи, относятся к классическим, «чистым» кочевникам, совершенно не имевшим городской культуры. Скорее всего, в районе улиц Менделеева, Софьи Перовской и соседних находилась летняя ставка из шатров, юрт, временных строений.

– Сегодня переписывается история Пугачевского бунта, вы что-нибудь новое, относящееся к этому периоду, нашли?

– Я думаю, наоборот. После краха коммунистического режима изучение истории крестьянских войн в стране полностью прекратилось. Пропал интерес, прежде активно культивируемый партийной идеологией. Ни о Степане Разине, ни о Иване Болотникове и др. не только книги не выходят, статьи редкость. Как часто бывает в нашей истории, все разом перевернулось. Однако Башкирия, почти единственный регион в стране, где продолжаются научные исследования по истории крестьянской войны Пугачева. В отделе, который я возглавляю, работает крупнейший специалист по этой теме – Инга Михайловна Гвоздикова. Любая мода проходит, надо изучать всех: и красных, и белых. Конечно, под влиянием политики меняются оценки. Так, Салават Юлаев превратился в национального героя, а ведь он был одним из вождей социального движения. Кстати, монархистом по убеждениям.

– Как известно, даже Пушкин неоднозначно рассматривал Пугачевский бунт, в чем-то сочувствовал бунтовщикам. Где же золотая середина в подходе к этому противоречивому периоду истории, с которым связано много исторических имен, в том числе и из нашей республики?

– Пугачевщина, как и другие крестьянские восстания, это прообраз гражданской войны. И, как всякая братоубийственная война, она не может иметь однозначной оценки. Историк Руф Гаврилович Игнатьев, о котором я говорил выше, резко отрицательно относился к пугачевщине и даже добился, что 25 марта каждый год в Троицкой церкви Уфы служили молебен в память защитников города. Как сказала Екатерина Великая: «Уфу граждане отстояли». Но, с другой стороны, Руф Игнатьев создал две отличные работы о Салавате Юлаеве. Как настоящий ученый он свои политические пристрастия не переносил на науку, изучал и красных, и белых.

– Где и когда можно увидеть ваши полные публикации по этим вопросам?

– К сожалению, финансирование исторической науки очень скромное, книги выходят маленькими тиражами. Сейчас легче написать книгу, чем ее издать. Я нашел выход в Интернете, создав свой сайт «Роднов и его друзья», где и размещаю различные материалы. Например, любитель истории там может найти (бесплатно) интереснейшее описание Уфы М. Сомова 1864 года, биографию Михельсона, а недавно я разместил первый том «Истории Башкортостана», подготовленной нашим институтом. Эта книга вошла в число лучших академических изданий России, но из-за маленького тиража давно распродана. Я думаю, что Интернет и является лучшим способом донести свои знания до массового пользователя.