Про военные годы и работу в Госбанке

В период войны в уфимскую эвакуацию приехало более 300 тысяч человек. Кто-то много позже возвращался сюда в памяти, кто-то физически, а кому-то удалось поделиться своими воспоминаниями. Мы хотим остановиться на воспоминаниях Натальи Шенгер, в годы войны в эвакуации работавшей в Башкирской конторе Государственного банка старшим инспектором сектора кредитования торговли и потребительской кооперации.

Наталья Шенгер приехала из Москвы, где служила в правлении Государственного банка. Первые недели, проведенные в Башкирии, были сопряжены с очень серьезными испытаниями: размещением детей в сельской местности, получением открепления в военкомате. Муж Шенгер как ученый-экономист был освобожден от мобилизации. Частые командировки по республике дали ей возможность увидеть жизнь и лишения, которые сплачивали.

«Люди во время войны в тылу терпели беду и относились друг к другу, бережнее, старались помочь… – вспоминала она. – Я это ощущала на всем протяжении военных лет в Башкирии.

Мы надеялись на скорое окончание войны. Все мысли были сосредоточены на ежедневных сводках по радио – их передавали друг другу. На работе по утрам был политчас, на котором вслух читали важнейшие сообщения из центральных газет. Война продолжалась четыре с половиной года. Каждый из этих двух тысяч двухсот дней надо было обеспечивать пищей семью из шести человек. Это была нелегкая задача. Трое из нас работали, а трое были иждивенцами. Получаемая нами зарплата давала лишь небольшую часть средств, необходимых для жизни. Вторым источником доходов служила выручка от продажи вещей. Мы продали в Уфе дорогие меховые вещи и хорошую одежду, которая казалась больше ненужной, книги. По приезде нам сказали, что жизнь здесь требует минимум трех вещей: теплой удобной одежды (валенок, шапок, рукавиц), запасов картошки и много дров. Мы купили мешок картошки, она здесь служила основной пищей, оделись в валенки, ватные стеганные штаны, куртки (солдатская зимняя форма) и шапки-ушанки. Тепло, удобно, практично.

Со временем узнали, что летом банк организует коллективную заготовку дров для сотрудников и… что власти города выделили большой участок земли сотрудникам Госбанка для коллективных огородов. А пока приходилось покупать продукты на базаре и то, что дают по карточкам. В основном хлеб по очень скромным нормам – 100 граммов в день на ребенка и 200 граммов на взрослого. Запасы картошки покупали осенью, порой мерзлую. Отрубали глыбу, на ночь заливали ее холодной водой, к утру она отмыкала, ее чистили и варили. Вареная мороженая картошка сладкая и отвратительная на вкус. Дети не хотели ее есть, к тому же попадались картофелины с привкусом и запахом керосина. … Что-нибудь мясное, крупу или муку по карточкам мы получали редко. Лук и другие овощи покупали на рынке. Все испытывали большую потребность в чем-нибудь сытном и сладком. Купленные на рынке клубни белой сахарной свеклы отваривали, резали на куски и выдавали каждому к чаю. Хлеб я делила на равные доли, и каждый получал утром свой кусочек хлеба на день. Мы не голодали в буквальном смысле этого слова, но… эта пища в последний год войны была на грани возможного. Другие голодали еще больше.

Когда я выезжала в командировки в районы, то удавалось менять носильные вещи на продукты. Важным средством платежа во время войны служила бутылка водки. За водку можно было достать дрова, картошку, расплатиться за какую-нибудь работу или услугу. Водку давали по карточкам раз в месяц, но далеко не всем. Из нашей семьи ее получал только Юрий, имевший особую карточку научного работника».

«Чтобы прокормить большую семью, картошки необходимо было минимум 40 пудов. Их надо было заготовить непременно в сельских районах, где она стоила много дешевле, чем в Уфе. Последний год, когда нужно было осенью в Башкирии покупать картофель, совпал со временем, когда на селе производилась подписка населения на очередной массовый государственный военный заем. Проводить подписку на госзаймы и собирать наличные деньги в сельской местности поручалось районному финансовому отделу. Дело это было хлопотное – надо было ходить по дворам, уговаривать крестьян расстаться с деньгами. Наш приезд в село за картофелем оказался для местных властей очень удачным. В Райпотребсоюзе нам сказали, у кого из крестьян есть много хорошего картофеля, мы двинулись по указанным адресам в сопровождении работника из райфинотдела. Покупали картофель при условии, что хозяин подпишется на заем на вырученную от продажи сумму. Если сделка состоялась, то все три стороны были довольны: мы получали картофель, хозяин реализовывал свой товар и выполнял гражданский долг перед отечеством, чиновник тоже выполнял свой план, мобилизовав средства по подписке на государственный заем.

Другим условием выживания было обеспечение тепла в домах в течение долгой зимы. Кругом было много леса, но проблема заключалась в том, чтобы его рубить, вывозить из леса к местам сплава, затем организовать этот сплав по реке Белой, поднять из воды на высокий берег, на котором был город Уфа, и доставить его во двор конторы Госбанка…. Мы, жившие здесь, получали несколько длинных бревен. Их надо было распилить, расколоть и убрать в сарай. Бывало, что со всей этой сложной работой запаздывали, и тогда дома и на работе было очень холодно, так что чернила на столах замерзали. Писали простыми перьями, которые макали в чернильницы – "непроливайки"».

«Расскажу еще про одну общественную нагрузку, которая выполнялась во время войны глубоко в тылу в городе Уфе, стоявшем на реке. С фронта далеко в тыл направлялись баржи с бывшей в употреблении солдатской верхней одеждой – ватными серыми штанами и такими же куртками. Они были грязными и часто в крови. Помню огромные штабеля этой одежды, стоявшей на берегу, и множество барж, полных ею на воде. Все это надо было стирать, сушить и вновь отправлять на фронт для повторного использования в армии. В тяжелейшее для войны время эту работу женщины тыла брали на дом. На стирку выдавали по норме куски мыла вместе со связкой грязных ватников. Работа была не из легких. Бывало, что ватники были порваны, их надо было чинить. Эту работу я брала на себя и поручала другим женщинам постарше, которые не могли стирать. Так женщины тыла помогали фронту.

Помню в 1943 году в Уфу прибыл поезд с вырвавшимися из блокады ленинградцами. Мы нашли там своих. Вид их был ужасен: бледные серые лица, исхудавшие, измученные долгой дорогой (многие из пассажиров этого поезда умерли в пути)… Папа нашел работу по специальности в пригороде Уфы. Там был детский дом для детей из мест боевых действий и партизанских отрядов... Я как могла часто ездила к ним и многое узнала о трагических судьбах сирот. Помню рассказ о маленькой девочке, поступившей к ним из партизанского отряда. Эта девочка была очень самостоятельная и никак не хотела спать на кроватке дома, а все убегала в лес и там укладывалась прямо на земле в укромном местечке – так прочно ею был усвоен партизанский образ жизни…»

«В Уфе мы дожили до конца войны. Хорошо помню этот славный День Победы. 9 мая 1945 года. Это было воскресенье, светило солнце. Мы вышли рано из дома, дети еще спали. На улице были включены все радиорупоры. Раздавалась торжественная, громкая и веселая музыка. Правительство сообщало о капитуляции германской армии. Наступил долгожданный конец жестокой войне! Какая это была радость. Люди на улице обнимались и целовали друг друга, поздравляли с Победой. Казалось, что с концом войны воцарится добро, все люди станут лучше, добрее, что жизнь будет радостной и счастливой после всех страданий и горя. Мы поспешили домой, купив сладкие булочки и мороженое для детей. По радио рассказывали, как проходит этот день в Москве, как радуются люди на улицах. Один полковник купил целую тележку мороженого и угощал им всех окружавших его ребят.

Мы стали строить планы на дальнейшую жизнь».