Сын погибшего 75 лет назад красноармейца из Башкирии: «Четвертую ночь не сплю — плачу»

Заметку о поиске родных погибшего в Белоруссии красноармейца из Башкирии Олега Красавина я писала, ни на что не надеясь: политрук роты 1193-го стрелкового полка 360-й стрелковой дивизии пропал без вести в октябре 1943 года. И вдруг этой весной в Витебской области поисковики нашли его депутатский значок. Шанс, что живы и найдутся родные офицера, — один на миллион.

Но чудеса случаются: ровно через полтора часа после публикации новости на редакционную почту пришло письмо.

— Прочитали вашу статью о депутате Верховного Совета Башкирии Олеге Николаевиче Красавине. В Череповце живет его сын — Красавин Валерий Олегович. Он попросил нас найти информацию, с кем можно связаться по этому вопросу. Вы сможете ему помочь? Сообщите, пожалуйста, — писала жительница города сталеваров Галина Афанасьева.

Тут-то и выяснилось, что род политрука Красавина не прервался, а его 78-летний сын — уроженец Башкирии, знаменитый на всю страну сталевар, действительно живет и здравствует в Череповце.

В эксклюзивном интервью выдающийся земляк рассказал Ufa1 об отце, о том, как запомнил 9 мая 1945 года, и о позабытой старости.

— Между Уфой и Череповцом — полторы тысячи километров! Как же вы узнали про значок отца?

— Учительница моя, Лариса Ивановна Костромина, преподавала историю, ей 90 [лет] уже. Так вот она увидела новость где-то в интернете. Она позвонила моей невестке из Котельнича — это Кировская область, там моя мама жила после Уфы. А Люся позвонила мне. Я ничего понять не могу, у меня пустая голова, это было что-то такое невероятное, — от волнения Валерий не находит слов. — Я — сильный человек, поверьте, сталевар, металлург. Но четвертую ночь не сплю — плачу...

Справиться со смятением Валерию помогли на родном заводе «Северсталь», куда он позвонил за советом. Председатель профкома вдвоем с супругой прошерстили интернет — так и нашли заметку на сайте Ufa1.ru.

Валерий родился в 1940 году в Белебее. Его назвали в честь советского летчика-испытателя Чкалова — в то время им восхищалась вся страна. В Уфу перебрались, когда его отец, кадровый офицер Олег Красавин, стал депутатом. Но Валерий помнит его только по фотографиям, ведь когда депутат Башкирской АССР уходил на войну, мальчику был всего год.

— Меня-то он хоть успел на руках подержать, а брат родился уже без него, в 42-м… Сам отец был родом из Горьковской области, в Башкирию его направили на учебу — я толком и не помню. Мама рассказывала, что он очень был компанейским, жизнерадостным, пользовался огромным авторитетом, в доме всегда были гости. О башкирах очень хорошо отзывался: говорил, мол, с этими людьми можно идти хоть в разведку — вернее их не найти. Когда началась война, отец с двумя эшелонами ехал на маневры в Белоруссию. На подъезде к Минску на них налетели немецкие самолеты — сотни убитых, всё горит, впереди десант. А обороняться нечем: на платформах-то пушки и танки — деревянные макеты! При себе только винтовки были. Когда выходили из окружения, отец свои документы в землю закопал. Где-то под Москвой, когда надо было с прорывом выходить из окружения, он так в бой и пошел — рядовым в штрафбате. Когда Москву освободили, он документы вырыл, вернулся в Уфу. Недели дома не пробыл, и снова — на фронт. А когда в 43-м пришло извещение, что отец пропал без вести, мама взяла нас с братом и уехала к родителям в Котельничи.

В Кировской области Красавины выжили только благодаря поддержке бабушки. Вместе с подругой тетей Марусей женщины собирали в местных пущах грибы и ягоды.

— Из ничего конфетку делали, колдовали, — вспоминает трудные годы знаменитый сталевар.

Шестилетним Валера уже вовсю удил рыбу.

С седьмого класса мальчишку-безотцовщину взял под свое крыло мамин друг детства дядя Коля — герой Советского Союза, летчик Николай Калинин. Он строил межрайбазу и запускал ребят на стройку под свою ответственность.

— В седьмом классе я заработал себе на костюм, телогрейку и валенки. Работали грузчиками, разнорабочими, всё до копейки приносили домой — нужно было помочь маме. А на кино и мороженое сдавали металлолом, тряпки, кости, — говорит советский металлург.

Летчиком, как Чкалов, Валерий быть не хотел, но стать военным, как отец, собирался. Но всё решилось иначе.

— На комиссии в военно-морское училище меня забраковал хирург. Сказал: «Гуляй, Вася!». Дескать, у меня врожденный дефект стопы, и я буду уставать, — рассказывает Валерий. — Я плакал горючими слезами, доктора уговаривал, мол, я занимаюсь баскетболом, это лошадиный спорт, мы на первенство Союза играем, такие нагрузки выдерживаем, что солдатам и не снилось. Но меня развернули.

Тогда 17-летний Валера поехал в Саранск, который за неспокойный контингент прозвали Убей-городок, и поступил учиться на строительный факультет.

— Приехали 11 лучших учеников из школы: 6 девчонок, 5 ребят. Общежитие — барак, панцирные койки, забитые досками окна, больше ничего. Там и камнями кидали, и из ружьишка стреляли, — вспоминает сталевар. — Девчонки не выдержали, уехали.

Закончив учебу, парень двинул в Череповец — слава о трудовых подвигах сталелитейного завода гремела на всю страну. В училище был свободный выпуск, Валерий написал директору сталелитейного письмо о своих достижениях (сейчас бы его назвали по простому — резюме. — Прим. авт.): комсорг, с отличием оканчивает училище, имеет первый разряд по легкой атлетике, играет в баскетбол и единственный из 25 ребят получил приглашение. На завод он прибыл 9 мая 1960 года.

— Нам кричали: «Давай, давай!», мы и давали 150 миллионов тонн стали. Мы же обогнать должны были всех. У меня ордена Ленина, Октябрьской революции, Красного знамени, четыре медали. В 1967-м был награжден высшей наградой Ленинского комсомола — почетным знаком, это было первое награждение, у меня номер 10, среди металлургов я — самый первый получал, вместе с Гагариным, почетный металлург СССР, ветеран комбината, где работают 48 тысяч человек… Конечно, я могу гордиться. Но вот сейчас здоровье отдали и стали никому не нужны. 45 лет отдал металлургии, сварил за это время — экономисты подсчитали — больше трех миллионов тонн стали, был знаменитый человек. Вы уж потерпите минуточку — хочется высказаться, чтобы вы знали, какой сын у отца у этого, — торопится с рассказом Красавин. — 650-тонные печи, крупнейший в Европе мартеновский цех… Мне бы тогда сказали: «У тебя, Валерий Олегыч, пенсия будет в 16 тысяч рублей», я бы не поверил. Легкие работают наполовину, суставы никуда не годятся, поэтому я очень плохо хожу… Я бы, может, и хотел бы в Башкирию съездить, посмотреть, где детство прошло, да не могу. Как значок забрать, я даже не знаю. Может, кто-то передаст. Да и значок — значком, а вот отец-то как? Как он будет похоронен? Перезахоронить с пенсией в 16 тысяч? Нам это не поднять. Меня если только краном в вагон посадят, и то вопрос — доеду ли…

Ко Дню Победы у Валерия Олеговича — отношение особое.

— Мы, пятилетние, понимали больше, чем нынешние десятилетние… Тогда были черные бумажные репродукторы, и когда 9 мая 1945 года сказали, что кончилась война, все соседи выскочили во двор — у нас было два дома, в первом — 11 семей, а во втором — 20. Все плачут, кричат, и мы плачем, глядя на маму. Прыгали, радовались… Этот момент когда вспоминаю, всегда ком в горле… Вдруг наступила мертвая тишина, а затем — дикий вой раздался: из 31 семьи с фронта вернулись лишь четверо — один без ног, двое — без руки, и только дядя Коля, моего друга отец, остался с руками и ногами, хоть и весь израненный. Поэтому я всегда три тоста пью: первый — за День Победы, второй — за отца и за всех погибших ребят, а третий — со слезами на глазах…

Как рассказал историк Марат Тикеев, научный консультант отряда «Обелиск» при Стерлитамакском филиале УГНТУ, речь о перезахоронении праха офицера Олега Красавина даже не идет.

— Значок был найден случайно, у дороги, где в годы войны находились колхозные амбары. Сам боец погиб 17.10.1943 г. в 20–30 километрах южнее от местонахождения значка, там же он и похоронен. Почему и как его вещь оказалась на таком приличном расстоянии от места гибели, мы можем только предполагать. Не надо никого перезахоранивать! Олег Николаевич погребён в братской могиле, в тот день, 17 октября 1943-го, вместе с ним погибло немало однополчан. Не стоит поднимать этот вопрос, так как это просто невозможно, — говорит Марат Тикеев. — Передача значка возможна, но эту процедуру нужно продумать, тем более есть мнение, что он — хороший музейный экспонат. Часто бывает, подобные вещи в семье утрачиваются, поэтому хотелось бы, чтобы родственники передали этот значок в Нацмузей или в музей Госсобрания.