Волонтер — о том, почему ищет пропавших: «Когда мы нашли мальчика, он рыдал: "Я не хочу умирать"»

Павел Нестеров — человек, имя которого еженедельно упоминают местные СМИ. Его называют (друзья и журналисты) главным волонтером Башкирии. Обычно он рассказывает о других — о тех, кого потеряли, и о тех, кто их искал. А вот о нем самом известно не так уж и много.

Корреспондент UFA1.RU пообщался с Пашей Нестеровым и со всей определенностью может сказать одно — этот человек ни на один вопрос не отвечает на полном серьезе, но при этом на его лице — ни намека на шутку.

Добровольчество, доставшееся по наследству

Павлу 34 года, он живет с женой в частном доме. Удобства — на улице. В ковшичке на газовой плите Паша варит кофе и рассказывает о себе:

— Я родился еще в Советском Союзе, есть старший брат и еще младшие брат с сестрой — двойняшки. Мама моя лет 20 состояла в команде дружинников, а позже, когда вместе с СССР эта система народного надзора развалилась, она стала старшей по микрорайону. Теперь уж возраст, она старшая «только» по дому. Так что, думаю, волонтерство у меня в крови… Тяжелее всего нам было в 90-е, папа от нас ушел, забрал двойняшек. Мама одна нас двоих пацанов поднимала.

Павел увлекается книгами по психологии, а в последнее время еще и классической логикой. И не всегда понятно, всерьез ли он отвечает:

— Я уже несколько учебников освоил, советских еще. Ну знаешь, там 50-е или 60-е годы издания. Только я их слушаю, а не читаю. Я вообще за всю жизнь, может, книг пять прочитал, вряд ли больше. Я же дурачок.

— То есть как это?

— Ну я учился в коррекционном классе. Не, сейчас-то меня дурачком никто не называет (по крайней мере в глаза), а вот когда я был ребенком, считали умственно отсталым. Не зря же меня отправили в коррекционный класс еще в начальной школе… За что я маме безмерно благодарен, так это за то, что, несмотря на всю ее занятость, на то, что мы ее сутками не видели, она умудрялась заниматься еще и нашим дополнительным образованием. Именно мама отправила меня на уроки игры на гитаре. И в 13 лет я собрал свою первую музыкальную банду.

Павел до сих пор играет на гитаре, сочиняет музыку и пишет стихи.

Потери приводят к поискам

Кофе готов, и разговор вдруг становится тяжелее. На вопрос, как Павел занялся волонтерством, он отвечает, глядя в пол.

— У меня был друг, играл на барабанах в моей группе. Его отец тоже музыкант, в Уфе довольно известный, так что у нас была поддержка старшего поколения. Молодым это все-таки важно… В тот день (это было в 2012 году. — Прим. ред.) друг после ссоры с отцом пришел ко мне прятаться. Попросил «прикрыть», если будут искать. Его отец действительно мне позвонил, но просьбу друга я выполнил, не сказал, что он у меня. Он посидел да ушел домой. А через пару часов я узнал, что нашли друга. Убитым. Кто и как это сделал, не знаю.

Сейчас Павел говорит, что потеря друга стала первой в целой череде обстоятельств. Признается, что отстранился от людей, ушел в себя, резко сократил общение. Примерно в то время он и наткнулся в соцсети на сообщество волонтеров.

— Я все больше сидел «ВКонтакте», следил за жизнью других по их публикациям. Просто читал, ни с кем не переписывался. И вдруг меня удалил из друзей товарищ из Гомеля. Тогда, в 2013-м, меня это сильно задело. Ну пострадал немножко, а потом взял и написал ему. И выяснилось, что никто меня специально из списка друзей не убирал, просто глюк сайта. Но зато мы начали общаться. Он меня и познакомил с нашими уфимскими волонтерами-поисковиками. Я присоединился к ним сначала из любопытства. А со временем из той компании остался только я. Координатором стал.

Кто такие поисковики и бегунки

Паша не может назвать какой-то конкретной причины бегать по городам и лесам в поисках людей, тратить на это личное время и часто — собственные деньги.

— Возможно, изначально это был побег в поисках себя. Может быть, даже хотел стать известным в определенных кругах. Зачем мне это сейчас, трудно сказать, причины всегда найдутся, и каждый раз — разные. Я не думаю о причинах, когда мне звонят и просят помочь найти ребенка, я начинаю действовать. Взвешивать и размышлять некогда, нужны конкретные решения, и я их принимаю. У меня и с песнями так: они просто появляются. Причем неожиданно для меня самого. Видимо, копятся эмоции до поры до времени, а потом выплескиваются в тексты. В такие периоды я просто не могу не писать… А давай я тебе сыграю?!

Павел соскакивает со стула и скрывается в комнате, отделенной от кухни занавеской. Возвращается с гитарой. Он исполняет что-то из своего свежего, еще сырого, но его стихи почему-то кажутся настоящими. Вдруг исполнение прерывает телефонный звонок:

— Нашли?.. Ну слава богу!.. Где был?.. А, понятно… Да, разумеется... Отлично! — он смеется и кладет трубку. — Инфорг звонил. Я уж думал, придется и мне выезжать, но они сами быстро справились. Это хорошо, я после работы вымотался.

Настроение заметно улучшилось.

— Паш, а скольких вы вот так уже нашли?

— Ну на это сложно ответить. Я не считаю. Вот как сейчас, например, пацана нашли за час, считать мне его или нет? Могу сказать, что за прошлый (2018-й. — Прим. ред.) год было около 150 поисковых дел. Примерно 120–130 человек мы нашли. Из них половина — подростки и дети. То есть «бегунки», как мы их называем. Они периодически сбегают, мы выезжаем, находим, возвращаем родителям...

— Не пойми вопрос неправильно, но зачем? Они же все равно сбегут.

— Потому что это дети. Это социально незащищенный слой, как и старики. И неизвестно, в какую передрягу они за эти час-полтора попадут. У нас есть понятие «ЧП ребенок». У меня не получается отказывать в поиске, даже если это взрослый, не говорю уже о детях. И волонтеры, которые работают со мной, понимают, почему их помощь важна. Помнишь 10-летнего мальчишку, который по весне потерялся? Его нашли на берегу Уфимки, он сидел на камнях и плакал навзрыд: «Не хочу умирать».

Павел говорит, что у всех волонтеров, какими бы разными они ни были, есть одна общая черта:

— У тех, кто по лесу ходит, есть потребность помогать людям в трудной ситуации. А я им помогаю помогать. Я вижу свою задачу в том, чтобы объединять этих людей. Шесть лет, что я в «Поиске», все-таки не прошли даром, я многому научился, и я должен это использовать.

Живые истории

— Ты сказал, что за прошлый год вы нашли примерно 120 из 150 потерявшихся. А что с еще 30?

— А мы их продолжаем искать. Как и тех, кто потерялся в позапрошлом году или раньше. У нас все поиски активные до тех пор, пока человек не найдется. Мы продолжаем расклейку ориентировок, иногда и прочесываем местность, район предположительного местонахождения. Был случай, когда женщину не могли найти два с половиной года. И спустя столько времени она нашлась живой! У нее были проблемы с краткосрочной памятью, где она была все это время, неизвестно. Но вот вспомнила кого-то из очень старых знакомых и забрела в гости. Ты хоть представляешь то чувство, когда тебе звонят и сообщают, что поиск завершен? Ну сама сейчас видела, хотя сегодняшние поиски длились-то всего час.

Внезапно Павел снова хватается за телефон:

— Извини, пока вспомнил, надо сделать один звонок.

И он рассказывает кому-то по телефону, что у них наконец-то появились «фирменные» жилетки с надписью «Поиск детей — Уфа» и несколько штук можно будет забрать при встрече.

— Знаешь, недавно я начал ловить себя на мысли, что поиски Яны Перчаткиной или Данилы Мавлютова, или Динара Харипова — они для меня в каком-то смысле безвременны. Я до сих пор «там». Я пропажу этих детей проживаю так, будто их еще не нашли. И в моей памяти их поиски сохранились очень четко, будто это было вчера, а не два или четыре года назад. Это, конечно, немножко личное. Для меня это живые истории.

Павел помнит имена всех тех, чьи поиски завершились трагически: Алена Горячева, Азамат Сулейманов, Виолетта Токарчук, Гузель Газетдинова.

Тяжелые поиски

Кофе давно выпит, остатки угощения спрятаны в холодильник, Павел продолжает убирать со стола и рассказывать.

— Всегда тяжело искать, когда заранее чувствуешь, что закончится это печально. Иногда после первого же звонка родных понимаешь, что шансы найти живым невелики. Хотя, конечно, конкретно мы, волонтеры, натыкаемся на погибших не так уж и часто. За последние два года я помню только одного — подростка нашли за перинатальным центром в Уфе. Ну были еще два случая, но там смерть была ожидаема… Помню свой первый действительно серьезный поиск, в декабре 2013-го. Данила Мавлютов, 3 года. Он пропал на реке около поселка Раевский. Я тогда впервые выехал из Уфы. Ехать не на чем, да еще и зима, снег, холодно. Мы несколько дней, с утра и дотемна прочесывали местность. Я тогда поговорил со спасателями-водолазами и следователями, они посоветовали нам на реку не выходить — это было действительно опасно. У нас даже из-за этого конфликт с местными волонтерами из Раевского был, они нас обвиняли, что мы ничего не делаем. Но в итоге пропавшего мальчика они все равно не нашли. Малыша обнаружили только по весне рыбаки.

Волонтер — работа бесплатная

Когда на кухне убрано, Павел предлагает пройти в комнату. Там у него настоящие сокровища:

— Вот видишь две коробки стоят? Это нам недавно в Министерстве молодежной политики подарили. Там фонарики, батарейки, GPS-трекеры, рации. Еще наши жилетки с фирменным логотипом. Все это, кажется, мелочи, но дорого. Редко нам так везет. Хотя, жаловаться грех, есть люди, которые нас действительно поддерживают. Недавно подарили цветной принтер для распечатки ориентировок. Но это уже не от государства, конечно, это от одной коммерческой фирмы. Еще нам, бывает, просто люди помогают, кто чем может. Я даже НКО зарегистрировал, но там расчетный счет пустой, еще ни разу не жертвовали.

НКО — организация некоммерческая, но, несмотря на это, Павел обязан представлять отчеты о деятельности предприятия.

— Понятно, что бухгалтера на зарплате мы себе позволить не можем. Есть одна девушка, она хоть и живет далеко за пределами Башкирии, но все-таки помогает. Иногда, если она занята, мне и самому приходится. Правда, я не всегда успеваю уследить. Уже несколько раз счет блокировали, потому что какую-то бумажку в срок не предоставили. Я в этом совсем не разбираюсь на самом деле. Я не понимаю, зачем мне отчитываться, если отчет все равно нулевой? Но зато, когда есть НКО, проще сотрудничать с теми же госорганами: следователями или уголовным розыском, или спасателями. А с ними приходится работать часто и плотно. Ну и бизнесмены, когда видят, что есть НКО, документы все, печать — они с большей охотой идут на благотворительность. Как, например, с принтером.

Несколько лет Паша работал на заводе, но уже почти год он — курьер, доставляет еду.

— Ну деньги же надо как-то зарабатывать. За волонтерство, за поиски детей мне не платят. Редкие пожертвования, если бывают, целиком уходят на бумагу и краску для принтера. А когда я бегаю по городу с едой, я не только зарабатываю, я как бы и поиск продолжаю. Могу при необходимости и поисковые ориентировки по ходу клеить. Ну и плюс к этому — я бегаю по городу, среди людей, так что теперь у меня поиски останавливаются, только когда я сплю.

О чем мечтает Павел Нестеров

— Я мечтаю выкупить для мамы квартиру. Так получилось, что живет она в коммуналке. Одну комнату я уже выкупил, осталась еще одна. Было тяжело оставлять ее в той квартире, но она поняла, что я с женой не могу там жить, что нам нужно отдельно. Она меня отпустила, потому что знает, что я ее не бросил, я все равно с ней и за нее.

Когда Паша рассказывает о своих желаниях и мечтах, они не кажутся невыполнимыми, появляется уверенность, что у него все получится. Возможно, по той причине, что он и не мечтает вовсе, а строит планы.

— Недавно у нас появилась идея новой, по-моему, не имеющей аналогов в мире, системы поисков пропавших на базе разработок искусственного интеллекта. Само собой, мы не можем раскрыть всех деталей, однако нам нужны люди, хорошо разбирающиеся в этой области, которые готовы принять участие в данном довольно масштабном проекте. Пока только на добровольной основе. Кое-какие договоренности уже есть, но этого мало. Для создания такой технологии придется проработать огромный массив имеющейся информации о людях, которые были в поиске и нашлись.

Еще одно желание Павла Нестерова — основать День волонтера.

— Сейчас есть Международный день пропавших детей, 25 мая, а дня волонтера-поисковика нет. Неважно, из какой организации волонтер, но мы все делаем одно дело. И общий праздник в календаре нам бы не помешал. Не только нам это нужно на самом деле. Я считаю, все должны знать, у всех должно быть понимание, что существует огромное сообщество людей, которые готовы бесплатно прийти на помощь… Правда, я пока не знаю, с чего начинать. Думаю, не помешало бы разработать общую символику для поисковиков. Но для этого нужны художники и идеи — пока что их тоже нет. Если вдруг среди ваших читателей есть художники, может, они откликнутся?