Один день в уфимском следственном изоляторе: как живут те, кто дожидается суда

Улица Достоевского в центре башкирской столицы звалась раньше Тюремной — более двух столетий назад по указу великой императрицы Екатерины II здесь появился тюремный замок. И сегодня здесь содержатся те, кто ждёт суда. Ещё не осуждённые, но уже не свободные. Подследственные. Как живут и каково работать за толстыми стенами СИЗО-1, на себе узнала корреспондент UFA1.RU, на один день став сотрудником изолятора.

Снаружи кипит жизнь. На узких центральных улицах гудят в пробках машины, торопятся по своим делам прохожие, дети гоняют мяч. Но стоит очутиться за толстыми стенами изолятора, как накрывает глубокая тишина. Будто и нет внешнего мира с его суетой и вечными заботами. Забота тут только одна — выйти на свободу. Дождаться суда и доказать — ты невиновен. Все заключённые следственного изолятора №1 уверяют, что невиновны. За редким исключением. Их подставили, предали, толкнули на кривую дорожку.

Чтобы слиться с окружающей средой, не вызывать подозрений у подследственных, да и лучше понять, каково это — быть всё время начеку и работать со спецконтингентом, облачаюсь в форму сотрудника следственного изолятора. Кстати, красивую и удобную. Пока переодевалась, в голове крутилось «Младший лейтенант, мальчик молодой». Наверное, это нервное. А вот погоны — младшего сержанта. По легенде я - студентка-стажёр, лейтенантом быть не могу — еще не дослужилась.

Выслушав наставления высокого начальства о правилах поведения в изоляторе и немного тюремных баек, выходим во двор. Конечно, под присмотром — кто ж меня одну пустит разгуливать по СИЗО, пусть и в служебной форме?

Здания через одно старинные, окна сводчатые, стены толстые.

— Во времена Екатерины Великой тюрьмы строились буквой «Е», по первой букве имени самодержавной государыни. Это хорошо заметно сверху, — рассказывают начальники изолятора.

Именно таким высоким слогом. Так что кто думает, что здесь все разговаривают по фене, глубоко заблуждается. По легенде, поведанной мне тюремным руководством, раньше под одним из корпусов приводили в исполнение смертные приговоры — расстреливали. Теперь преступников после суда тут не содержат — только тех, кто его ожидает.

Идя по широким коридорам, то и дело открываем и закрываем за собой решётчатые двери — их здесь без счета. Обязательно на два поворота ключа. Все тюремные правила написаны кровью. Как именно — пугать не стали. Но рассказали, что под землей — целая сеть подземных переходов: все помещения следственного изолятора можно обойти, не выходя на улицу. Но туда меня пока не проводили, может быть, когда-нибудь удостоят.

Каждый, кто попадает сюда, проходит досмотр. Меня тоже, конечно, осмотрели, но при входе и с помощью металлоискателей. Вновь прибывших досматривают в специальных помещениях: раздевают догола. А кто их знает, что им там в голову взбредёт с собой пронести. Опять же обязателен и медицинский осмотр. Болезных в последнее время, говорят, очень много: свирепствует алкоголизм и наркомания, сопутствующих заболеваний множество. Мужчин осматривают мужчины, женщин — женщины. Заключённые в СИЗО содержатся обоих полов.

Во всех камерах стоят…камеры. Видеонаблюдение ведётся за всеми 1070 заключёнными под стражу. Максимальный лимит — 1240 человек, так что места ещё есть. Камеры в основном рассчитаны на несколько подследственных, но есть и одиночки — во избежание сговора или влияния на других заключённых. И за всеми ими постоянно наблюдают. Как бы чего не вышло. А что может случиться? Да мало ли: разногласия, драки, попытки суицида. Правда, инцидентов давно не было, драк уже вообще никто не припомнит. Люди, которые здесь находятся, ещё хотят выйти в большой мир, он ещё совсем близко.

За мониторами наблюдает прапорщик внутренней службы Гузель. Смена длится по 11 часов. Трудно даже представить такую концентрацию внимания.

— Привыкла, — смущенно улыбается симпатичная девушка.

Встретив ее на улице, никогда не подумаешь, что Гузель целыми днями присматривает за теми, кто обвиняется порой в самых тяжёлых преступлениях.

Всех заключённых ежедневно выводят на прогулку. Разгуляться негде: под ногами всего несколько квадратных метров, по бокам — стены, наверху — небо в клеточку. По решётке ходит наблюдающий и следит за порядком. Как тут гулять, не очень понятно: ни походить, ни размяться, только свежий воздух и солнечный свет радуют.

Но зато — с музыкой: звучат современные композиции, будто включили популярный радиоканал. Это для того, чтобы заключённые из разных камер не переговаривались, ведь многие могут проходить по одному делу. Сидят-то они отдельно, а вот на прогулку выходят одновременно. Да и вообще — не положено переговариваться. Порядок прежде всего.

Каждый заключённый, как в лучших триллерах, непременно беседует с психологом. Сейчас на приеме обычный парень, таких сотни на уфимских улицах. В мирской одежде — в тюремных робах здесь не ходят, ведь вина ещё не доказана. Молодой человек не стесняется, но в глаза не смотрит. На вопросы психолога отвечает спокойно и уверенно, но как-то негромко. Да и не хочется тут шуметь.

Заключённые проходят всевозможные тестирования и заполняют анкеты. Цветовой тест Люшера позывает настроение, беспокойства и тревоги испытуемого.

Как стажёру мне разрешили заглянуть в анкеты. Без личных данных — это не для чужих глаз. Что пугало или радовало в детстве? Может ли трогательный фильм вызвать слёзы? Любит ли человек животных? Легко ли выходит из себя? Простые вопросы помогают раскрыть характер, темперамент, выявить склонности.

— А если он солжёт? Никто ведь не заставит его отвечать честно? И характер окажется не тот, и склонности совершенно иные? — спрашиваю у психолога.

— Я всегда понимаю, когда человек лжёт, по многим признакам, это профессиональное, — с улыбкой отвечает специалист.

Хочется съежиться: как-то неловко в присутствии человека, который видит тебя насквозь. А вдруг он ещё что про тебя знает, понимает, но молчит?

— Сергей, вот вам тяжело, трудно? — с разрешения психолога обращаюсь к его собеседнику.

— Конечно, ведь я лишился свободы. Всё время в замкнутом пространстве. Да ещё и в постоянном ожидании, как решится твоя судьба, — Сергей наконец поднимает свои ясные голубые глаза.

И тут пронзает мысль: это я тут по заданию редакции, побывала там, куда журналистов почти никогда не пускают, подивилась порядкам и обратно домой. А они сидят. Сидят и ждут суда. Говорят, ждать труднее всего.

— А если человек больше не может находиться в таких условиях, если у него натуральные истерики?

— В таких случаях уже нужно медикаментозно лечить. Но обычно разговор помогает. Надо выслушать, поговорить, и их отпускает, — вот бы всем постоянный доступ к такому психологу. Но не в этих местах.

Кабинет врача такой же, как в любом учреждении. Кушетка, эфирные запахи, разнообразные лекарства. Медикаментов, пожалуй, даже побольше, чем в поликлинике — на все случаи жизни. И главное отличие: между пациентом и врачом — решётка. Ведь врач — хрупкая девушка. Осмотреть и измерить давление, сделать укол — все через прутья — техника безопасности. Медицина в изоляторе на уровне, есть даже свой стоматолог. А если что совсем серьёзное приключится, например аппендицит, и потребуется срочная операция, подследственного повезут в больницу.

Пока ждём окончания осмотра, можно заглянуть в окошки одиночек. Лежат, телевизор смотрят, у кого он есть. Или книги читают. Выбор литературы весьма интересный. Например, «Сестра Керри» Теодора Драйзера. Как-то не вяжется у меня образ преступника с Теодором Драйзером. Хотя не все же они грубые рецидивисты. Экономические преступления ещё никто не отменял. Ганнибал Лектор опять же. Сколько их в республике, наших местных «Лекторов»… Еду приносят прямо в камеры — в СИЗО заключённых в столовую не водят. Многие только попав сюда, живут в тепле, едят горячую пищу, проходят медицинские осмотры, получают помощь врача и психолога. Обычная их жизнь куда хуже. Преступниками просто так не становятся.

Обратной дорогой замечаю по стенам тревожные красные кнопки. Покой вокруг — иллюзия. В любой момент тишину может прорезать вой сирен. Случиться может всё что угодно. Работа сотрудника следственного изолятора — постоянная напряженность и ожидание ЧП. Только за неполных 10 месяцев этого года в следственный изолятор №1 поступило 1166 вновь прибывших и почти 1800 человек транзитом. Многоликая масса тех, кто ожидает решения судьбы, маньяков, насильников, убийц, воров. Виновны или нет — решит суд. Здесь, за толстыми стенами старейшего в республике учреждения УФСИН, нужно помнить и о презумпции невиновности, и о том, что каждый из вновь прибывших может оказаться воплощением самых страшных человеческих пороков.

31 октября в России отмечается День работников следственных изоляторов и тюрем. Хочется пожелать им, чтобы работы было поменьше. Чтобы люди реже нарушали закон и попадали по ту сторону колючей проволоки. И поблагодарить за то, что охраняют наш покой от тех, кто этот шаг уже сделал.