Владимир Абросимов, заслуженный артист РФ, актер Государственного академического русского драматического театра РБ: «До сих пор волнуюсь перед тем, как выйти на сцену»

Признаюсь честно, Владимир Абросимов является одним из моих самых любимых актеров Государственного академического русского драматического театра. А спектакль «Семейный портрет с посторонним», который идет уже порядка 16 лет, я смотрела более десяти раз. Но, к сожалению, до этого времени с Владимиром Сергеевичем не была знакома.

«Вы не волнуйтесь, он никогда не опаздывает, – успокоила заведующая литературной частью театра, его супруга Тамара Петровна. – Он подойдет, как и договаривались, в пять часов». Так и произошло.

Сегодня заслуженный артист РФ и народный артист РБ Владимир Абросимов задействован в более десяти спектаклях из репертуара русского драмтеатра театра. Он любим зрителями и всегда интересен в каждой роли.

– Владимир Сергеевич, почему решили стать актером и связать свою жизнь с театром? Это был осознанный выбор или в театральный институт привел случай?

– Я не мечтал быть актером, и семья у меня не была театральной. После восьмого класса работал на телевидении микрофонным оператором, а это сфера близка к искусству. Потом после армии немного поработал в студенческом театре эстрадных миниатюр в Авиационном институте. Там и проснулась во мне любовь к театральному искусству.

– В театре вы уже более 30 лет. За эти годы многое изменилось, стала ли другой атмосфера?

– Я бы не сказал. Атмосфера в театре зависит от людей, которые в нем работают и руководят. Как и в любой организации – придет новый начальник, и соответственно, обстановка будет другой. Художественный руководитель Михаил Исакович Рабинович в этом плане старается поддерживать сложившиеся театральные традиции. Не думаю, что за годы здесь что-то сильно изменилось. Ведь когда много работаешь, то это мало замечаешь.

– А зритель изменился? Стал ли меньше приходить на спектакли?

– На мой взгляд, нет. Если спектакли хорошие, зритель будет их принимать. Наш театр никогда не ощущал дефицит в зрителях. Как таковых и спадов-то не было. Даже когда в театре был колоссальный ремонт, и то люди ходили. И временные неудобства не смущали.

– Вы сыграли более 80 ролей. А какие роли Вам самому по душе. Вам нравится больше смешить людей или вызывать слезу выдавливать?

– Я никогда не смешу людей и не выдавливаю слезу. Играет ситуация, в которой ты находишься в данный момент. Если зритель сопереживает мне как персонажу, то он будет смеяться или плакать в зависимости от ситуации.

– Но ведь от актера тоже многое зависит. Можно сыграть так, что зрителя и не прошибешь...

– Это уже дело режиссера, он выстраивает и проверяет, смотрит со стороны. Когда играешь, себя почти не контролируешь. Ты поступаешь по ситуации, как и любой человек в жизни. Как режиссер выстроит эти обстоятельства, так и я буду реагировать.

Честно сказать, мне все равно какие роли играть – комические или трагические. Главное – это хорошая драматургия, чтобы было что играть, а кого – это уже неважно.

– А есть любимые авторы?

– Есть великие авторы – Чехов, Островский, Шекспир. Такие пьесы и играть приятно, с удовольствием. Там очень глубоко показана человеческая жизнь, она открыта изнутри.

– Современным драматургам, на ваш взгляд, это присуще?

– У некоторых это есть, у других выражено слабо. Современная драматургия, по-моему, стала более поверхностной. Трудно сказать, ведь я не занимаюсь режиссурой и с пьесами не работаю так тесно. Сейчас того, что бы поражало и что можно было сравнивать с произведениями того времени, нет.

– В таком случае, есть ли у драматургии будущее?

– Пока есть театр, будет и драматургия. А будет драматургия, то и театр сможет существовать. Хотя театр может держаться и на старой драматургии. Человек мало изменился, просто он действует в других обстоятельствах. Что в средние века, что в советское время, что сейчас. Обстоятельства изменились, а человек – нет. Мозг не стал другим – ни больше, ни меньше. Изменилась реакция, мы стали быстрее реагировать на все происходящее. Сейчас темп жизни немножко изменился. Нам просто необходимо постоянное развитие событий.

И современному зрителю немного тяжеловато смотреть кино тех лет с длинными проходками, медленными планами. Тогда нам это было привычно и мы не удивлялись, а сейчас начинает раздражать. Вроде бы и сцена длинная, а ничего не происходит.

– Раз уж мы заговорили о кино. Помимо работы в театре, вы снимались и в телесериале «Гончие», который показывали по одному из центральных каналов. Как впечатление? Понравилось?

– Особо ничего не могу сказать. Это первая работа и потом ее нельзя назвать какой-то серьезной и большой. Для режиссера Вячеслава Лаврова это был тоже первый фильм. Поэтому мне трудно делиться какими-то впечатлениями.

– И тем не менее отличия в работе перед камерами и зрителем есть...

– Конечно. На съемочной площадке было больше волнения из-за ощущения новизны. Было очень трудно, потому что результат видишь уже на озвучке, когда уже все смонтировано и исправить ничего невозможно. И там нельзя сказать: «Так, дайте-ка посмотрю, как сыграл». Там время ограничено. А в театре ведь есть зритель. И когда ты играешь, то видишь его реакцию.

– В ближайшее время не планируете сниматься еще?

– В связи с кризисом съемки продолжения телесериала пока приостановлены. Хотя сценарий уже был написан. Сейчас многие проекты сворачивают в Москве, в Санкт-Петербурге. Я к этому спокойно отношусь. Приглашают – хорошо, не зовут – не страшно.

– У вас самого были режиссерские работы, ставили в Уфе и в Чите. Откуда пришла идея заняться режиссурой?

– Так ведь я оканчивал в Уфе не актерский факультет, а режиссерский. А затем еще и в Москве учился в Щукинском училище на режиссера. Когда мы еще работали в старом помещении на Гоголя, я там параллельно и играл, и ставил сказки. Сейчас я бы не хотел этим заниматься. В этом деле постоянно нужно практиковаться, а я уже давно не занимался режиссурой. Снова надо возвращаться, усиленно заставлять себя работать, думать, делать. Режиссер – это другая профессия.

– Можно сказать, что она сложнее актерской?

– Все зависит от человека. Если его тянет к режиссуре и есть какие-то способности, то это и дается легко. Также как и писатель, который пишет книги, пусть с трудом, но это доставляет ему удовольствие. Разве заставишь его картину писать? Конечно, нет.

Не хотелось бы быть на среднем уровне. Есть очень много режиссеров среднего уровня. А зачем это нужно – пополнять эту компанию? Их и так полно, а хороших мало.

– Тем не менее, ваш сын Егор – режиссер. Его фильмы «Последнее путешествие Синдбада», «Ментовские войны» показывали на телеканале НТВ. Как относитесь к его работам?

– Мне нравится, как он работает. Очень профессионально, на мой взгляд. У него крепкие хорошие фильмы, которые здорово отличаются от многих наших многосерийных фильмов. Они логичные и действенные.

– А как он оказался в этой профессии? Получается, пошел по вашим стопам?

– Да, он также как и я окончил режиссерский факультет Уфимского института искусств. А потом волею судеб Егор оказался в Германии, где поступил в Высшую школу кино и телевидения. А потом оказался в Санкт-Петербурге.

– Было такое, чтобы вы ему что-то советовали или подсказывали?

– Нет. Кинорежиссер – это не театральный режиссер. Это абсолютно другая профессия. Он сразу видит кадр, заранее приблизительно понимает, как будет монтировать его. Поэтому я не могу лезть в его работу и что-то советовать. Никогда это не делаю. Он не вмешивается в мою работу, и я тоже ему не мешаю. Я не собираюсь у него работать, и он не хочет, чтобы я у него снимался. Хотя я видел, как он с актерами работает, – очень хорошо.

– Хотели, чтобы и внук продолжил актерско-режиссерскую династию?

– Пока он еще маленький, рано говорить об этом. Ему сейчас семь лет, только в школу пошел. Ходит, конечно, к папе на съемки, смотрит, как тот работает. Я никогда не настаивал в свое время на том, чем бы ему заниматься. Правда, отговаривали мы его от театра, а он все равно сделал по-своему. Считаю, что человек должен сам выбирать свой путь. А если он сам для себя что-то решил, то зачем же ему мешать. Ведь можно так посоветовать, что он тебя потом будет всю жизнь проклинать.

– Как вы относитесь к современному телевидению? Смотреть стало абсолютно нечего, много каналов и повсюду сплошное насилие и убийство...

– К этому отношусь спокойно. Я же знаю, что это кино. И если он сделано красиво и интересно, то почему бы и не посмотреть? У меня как-то нет такого протеста. Это кино сейчас востребовано и нужно, на нем зарабатывают деньги.

По качеству, конечно, сериалы слабые выпускают. Они сделаны небрежно и наспех, совершенно без уважения к зрителю. Хотя время для съемок у всех одинаковое – и у хорошего режиссера, и у плохого. При этом профессионал делает свою работу вовремя и хорошо, а дилетант затягивает.

– Насколько я знаю, вы много читаете и любите живопись. Есть любимые авторы в литературе?

– Современных авторов читаю с трудом, и выделить кого-то из общей массы не могу. Они меня не убеждают, не нахожу ничего такого, чтобы удивило. Я лучше старое что-нибудь прочту. Очень люблю произведения Николая Гоголя, Виктора Астафьева. Нравится то, где можно найти что-то свое, близкое. Это касается и живописи, и литературы, и кино, и театра. Тогда и получается такое соединение – писателя и читателя, спектакля и зрителя. Последнее, что прочитал, – это рассказ американского режиссера Вуди Аллена.

– Как относитесь к спорту?

– Я очень люблю смотреть футбол, баскетбол, хоккей, легкую атлетику. Сам занимался баскетболом в свое время.

– А за наш «Салават Юлаев» болеете?

– Конечно. Как же не болеть?! Это же наша команда. Хотя у меня больше болеет за нее сын, даже не живя в Уфе.

– Считаете ли себя счастливым человеком? Что вкладываете в это понятие?

– Да, считаю себя счастливым. Для меня счастье – это прежде всего семья и работа. Что-то может не получаться в работе, но главное, что она есть. У меня есть, к чему стремиться в работе, есть, куда прийти с работы.

– Вам удалось полностью реализовать себя как актера?

– Конечно, нет. Никакой актер никогда не скажет, что ему удалось реализовать себя полностью. Это невозможно.

– Есть мечта что-то сыграть?

– Нет. Просто хочется играть хорошую роль, а кто это будет и что за роль – неважно. Я просто знаю, что за некоторые уже бы точно не взялся в силу возраста.

– Спектакль заканчивается и приходится возвращаться в реальность. Легко ли вам это удается?

– Не очень. После спектакля, когда прихожу домой, еще час полтора не могу ничего кушать. Нельзя сказать, что я очень переживаю, просто нервы всклокочены и требуется время, чтобы они улеглись на место.

– С годами не исчез страх перед сценой?

– У меня всегда присутствует волнение, пока я не вышел на сцену. Затем оно пропадает. А страха как такового нет. Это у молодых есть боязнь чего-то нового, что сделаешь что-то не так. Конечно, когда молодой артист выходит в первый раз на сцену, то вообще ничего не видит. Я это прекрасно знаю по себе.

– Есть ли у вас кумиры, актеры, которые безумно нравятся?

– Таких нет. Есть много хороших артистов у нас в России. Очень мне нравится Сергей Гармаш, Олег Янковский. Артистов у нас хватает. Кумир для меня – это моя жена. Я на нее равняюсь!