Одна на всю республику: как живут в колонии для бывших правоохранителей в Стерлитамаке

Перевоспитывать уголовника — дело тонкое: у каждого и характер, и опыт, и нервы. Но от работы воспитателя зависит едва ли не будущее осужденного: сумеет ли вернуться к нормальной жизни? Не пойдет ли снова по кривой дорожке?

Рассказывать о несладкой жизни и лишениях осужденных — тоже часть работы: сотрудники ИК надеются, что это поможет снизить количество желающих загреметь к ним в «воспитанники».

Корреспондентам UFA1.RU показали, как живут в исправительной колонии № 8 в Стерлитамаке осужденные и чем заполняют свободное время. Кстати, именно здесь воспитали (или исправили?) будущего героя Советского Союза Александра Матросова.

Пионерлагерь за колючей проволокой

Вход в ИК-8 с «гражданки» строго по трое. Щелчок — и дороги назад нет: механизм намертво запер дверь. И нас с фотографом и провожатым: мы жмемся в тесном предбаннике перед стальными прутьями. Снова щелчок — надо переходить в следующую зарешеченную клеть, она чуть больше.

— Документы, телефоны, аксессуары — все сдаем. Иначе — штраф 5 тысяч, — из малюсенького окошка, куда пролезет только рука, инструктирует сотрудник ИК.

Снова щелкает затвор, и мы оказываемся на залитой солнцем площади, центральный пятачок которой, свободный от асфальта, занят под грядки: редиска, петрушка. По краям от огорода разбросаны двухэтажные домишки, каждый скрыт за рабицей с кантиком из колючей проволоки. На веревках болтается постирушка. В дальнем углу — футбольное поле и пятачок для волейбола. Ни дать ни взять — пионерлагерь. Кабы не колючки.

— Это колония строгого режима, здесь компания пестрая: бывшие сотрудники внутренних войск, и судьи есть, и прокуроры, и следователи. В основном сидят за взятки, посягательство на половую прикосновенность, есть и за убийство. К нам привозят со всей страны — из Ростовской области, Самарской, Московской, есть один из Владивостока, — объясняет служащий исправительного заведения. — С обычными осужденными им сидеть нельзя.

«Халтурщиков быстро вычисляем»

В медсанчасти — тихо и безлюдно: утренний прием окончен, персонал отдыхает и готовится к следующему. Прием ведут через решетку, точно так же делают уколы, измеряют давление. В коридорах витает дух антисептика, как в настоящей больнице.

— Условия не хуже, чем в городе: прием ведут медсестра и два фельдшера. Для лежачих — 10 коек, кому не требуется пристальное наблюдение, остаются в отряде, — говорит фельдшер. — Есть и халтурщики: прикидываются больными, чтобы получить освобождение от работы, поспать. Но мы их быстро вычисляем.

«Бывший полицейский ремонтирует холодильники»

Баня полагается два раза в неделю, неважно, лето на дворе или зима. Прямо в предбаннике — барбер-шоп, где заправляет осужденный: взял да выучился на парикмахера, чтобы не скучать от безделья. Можно постричься и побриться, но выбор стрижек невелик — «под Котовского» и «под бокс». За труды брадобрей получает зарплату.

Как и все, кого удастся вывести на работу: в колонии порядка 600 осужденных, но трудоустроить одновременно абсолютно всех невозможно.

— Есть столярные, швейные и сварочные цеха, пилорама. В колонии-поселении бывают наряды в город — осужденные выходят на ЖБЗ. Но если разнарядок нет, сидят без работы, — рассказывает наш экскурсовод — замполит Владимир Суханов.

Работать руками в ИК-8 умеют далеко не все, особенно выделяются бывшие силовики. Но пристраивают и их.

— Переучиваем на автослесарей, токарей, каменщиков, швей и столяров, — рассказывает провожатый.

Бывший полицейский, тоже выходец из ИК-8, теперь ремонтирует холодильники. Еще один «воспитанник» был следователем, а теперь занялся предпринимательством.

Два квадрата на каждого

В четвертом отряде — 165 человек. На каждого положено два квадратных метра — в догонялки не поиграешь. Интерьер нехитрый: табуретка, одна на двоих тумбочка для мыльно-рыльных предметов и книжек, и вытянувшиеся в две шеренги двухъярусные койки. Спальные места заправлены на «5+», словно только что завершились соревнования на звание лучшего домохозяина.

— Хочется отдохнуть, почитать — садись на табурет или иди в учебный класс. Здесь целый свод порядков — валяться на кровати в неположенное время запрещено, — объясняет провожатый.

Повара в столовой — те же самые осужденные: отучились, получили корочку, а теперь работают. Меню составляется сразу на неделю. Например, в день нашего визита осужденным полагалась гречка на молоке на завтрак, рассольник и макарошки с бараниной на обед, а на ужин — жареная путассу с отварной картошкой и огурец. Что рыба, что мясо — не более 120 граммов на порцию. А вот сливочное масло в рационе вообще не предусмотрено. Так что не разгуляешься: все жители колонии стройны.

Любому делу радуются

На заднике сцены в клубе, как, впрочем, и на каждом углу, с назиданиями выступает плакат: «Помни, тебя любят и ждут дома». Сюда приходят скоротать время.

Приобщают к общему делу всех наделенных талантами новичков: бывший на воле танцором в ИК становится учителем современных танцев, дает уроки игры кураист, артист из танцевального ансамбля разучивает с товарищами апипу (татарский народный танец).

— На воле таких талантов нет, как у нас, — вздыхает Владимир Александрович. — Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, осужденные любому делу радуются и берутся за инструменты. Есть акустическая и две электрогитары, фортепиано, синтезатор и ударные. Ансамбль свой создали — на всех праздниках номера готовят. Недавно у нас саксофонист появился — планируем и ему инструмент купить.

Здесь же при клубе есть библиотека: книги передали по наследству из воспитательной колонии № 2, основанной в далеком 1935 году. Выцветшие корешки некоторых книг держатся на честном слове — то ли от времени, то ли попросту стерлись в руках «воспитанников».

В углу библиотеки — автомат с новинками юриспруденции. Весьма популярный в колонии агрегат.

— Осужденные очень здорово в законах и нормативных актах разбираются — они ведут переписку с судами, многие сами пишут заявления на УДО, — рассказывает Владимир. — Из художественной литературы — классика, детективы. Многие выписывают газеты.

Иван вызвался служить библиотекарем сам.

— Очень читать люблю, за неделю по книжке прочесть успеваю, — признался мужчина.

«За год покрестились трое»

В местную церковь — небольшую комнатку с алтарем, иконостасом и подсвечником — ходят поотрядно.

— Из Стерлитамака приезжает батюшка, отец Валерий, проводит службы, причащает, проводит духовные беседы, — рассказывает мужчина, отвечающий за порядок в «храме». — Многие веру принимают — только за этот год покрестились трое.

А вот с импровизированной мечетью не очень — найти постоянного муллу для молельной комнаты пока не могут.

«Папа уехал на Север»

Проводит батюшка и обряды венчания — о службе договариваются заранее, подгадывая под свидания осужденных: ИК-8 считается колонией строгого режима, за год осужденному положено всего три длительных свидания продолжительностью трое суток.

— Вы только у осужденных не спрашивайте, за что они сидят. О себе говорить они не любят — вдруг дети увидят фотографии, узнают, где отец, — посоветовал Владимир. — Ну, и сюда редко кто с детьми приезжает. Многим стыдно признаваться, что в колонии сидят, малышам говорят, мол, папа на Север уехал.

«Среди наших воспитанников рецидивистов нет»

Начальник воспитательного отдела, майор Ильяс Даминов служит в системе 10 лет. Он рассказал, для чего нужно перевоспитывать осужденных.

— Важно, чтобы они поняли, что преступление — это плохо. А еще — чтобы смогли вернуться к нормальному обществу и не нарушали установленные в нем нормы, чтобы возвращались в семьи. Ценность семьи, матери, детей осужденные понимают только во время отбытия наказания, когда оказываются отрезанными от них. Методы воздействия разные, стараемся подходить индивидуально — это же тоже люди, у них есть свой характер, — уверен Ильяс. — Где-то стараемся укрепить семейные ценности, помогаем найти утраченные связи, помирить. Общаемся и с родственниками — матерями, женами. Через них воздействуем на поведение осужденных. Устраиваем разные мероприятия — это тоже способствует укреплению здорового образа жизни. Это и дисциплинирует, и осужденные перестают думать о плохом, развивает различные навыки. У нас ведь разный контингент — люди с тремя высшими образованиями идут и получают профессию. К юридической деятельности на воле они вряд ли уже вернутся, а так хоть научатся что-то руками делать. Есть и такие, кто не желает перевоспитываться, — тут уже переходим на личное общение, пытаемся найти общую точку соприкосновения — они тоже хотят, чтобы их выслушали. Из тех, кто перевоспитался и вышел на свободу из нашей колонии, рецидивистов нет. Ну, может быть, одна сотая процента — и то лишь те, у которых нет семьи и оборваны все социальные связи.