Между зоной и свободой: репортаж из центра в Башкирии, где преступников приучают к воле

Попавшие в места лишения свободы люди меняются навсегда. Есть те, кто осознаёт свои проступки и делает всё, чтобы скорее выйти на свободу, зажить новой жизнью и не вспоминать, каково это — быть изолированным от общества. Часть из них вновь возвращается за решетку, потому что не смогла адаптироваться на воле. Чтобы помочь осужденным привыкнуть к свободе, в России и, в частности, Башкирии с 2017 года стали создаваться исправительные центры, в которых уже другой режим, но контроль за осужденным сохраняется. Люди продолжают отбывать наказание, но получают ряд преимуществ. В одном из таких центров, в Стерлитамаке, отбывает срок Владимир (имена всех осужденных изменены. — Прим. ред.), который расстрелял инкассаторов ради миллиона рублей. Показываем, в каких условиях содержится он и как ему помогают исправиться.

Мы заходим в здание, где располагается одна из управляющих компаний Стерлитамака. Наверху нас встречают ее сотрудники и высокий мужчина — ему на вид больше 40 лет, одет в рабочую одежду и камуфляжные штаны. На плече — сумка с инструментами. Можно подумать, что это обычный сантехник, но это не так. В 2004 году Владимир с двумя подельниками ограбил инкассаторскую машину. Подробности преступления давно раскрыли СМИ. Знакомый Владимира работал инкассатором, и они, зная график развоза денег, похитили машину и вывезли ее за город. Один из инкассаторов попытался сбежать, и Владимир убил его двумя выстрелами в голову. Другого инкассатора, который и дал наводку, грабители тоже убили. С собой они забрали деньги — около 1,3 миллиона рублей.

До этого Владимир работал в МВД, служил в ОМОНе, командировался на Кавказ. Заманчивая идея о быстрой наживе поступила после увольнения.

— Предложили… и я не отказался, — говорит Владимир. — Всё [ограбление] происходило в составе группы. Дали 25 лет. 12 лет я сидел в тюрьме, потом 5 — в колонии строгого режима. В августе 2022 года перевели на принудительные работы. Здесь, в управляющей компании, я работаю с января.

— Об исправительном центре узнал в 2019 году, когда закон приняли. Как срок подошел, подал ходатайство, суд удовлетворил. Пытаюсь теперь оправдывать надежды суда, родственников, администрации учреждения, — рассказал Владимир.

По его мнению, на свободе мало что изменилось за прошедшее время.

— Конечно, был ошарашен первоначально, — признается Владимир. — Потом втянулся. У меня всегда было быстрое восприятие, поэтому я особо не привыкал. Вышел — да, что-то изменилось, банковские системы, карты, система оплаты, а так всё так же, в принципе, особо-то ничего не поменялось, в частности, общение людей между собой.

Уже почти на свободе он работает сантехником — чинит буквально всё, начиная от центрального отопления и заканчивая коммуникациями в квартире.

— Я сам изъявил желание овладеть специальностью, администрация предоставила мне такую возможность. Меня приняли на работу в «Жилкомфорт», дали наставника, два или три месяца я с ним работал, а потом перешел на индивидуальную деятельность. Мне нравится эта работа — по крайней мере, на данный момент она меня устраивает целиком и полностью. Одним из толчков к этому было то, что моя дочь купила квартиру, но там надо всё делать с нуля. Мне и самому стало интересно, что там и как, ну и на будущее, чтобы помочь. Сейчас дочь иногда советуется, какие трубы лучше взять. Соответственно, я здесь у коллег интересуюсь, в интернете смотрю, советую. Это довольно интересно, — рассказывает Владимир.

До окончания срока ему осталось еще 6 лет. После освобождения мужчине предстоит поиск работы.

— Я вообще профессиональный резчик по дереву. Хотел бы заняться любимым делом — делать изделия из дерева. Это пришло ко мне во время отбывания наказания. Было много времени, хотелось чем-то овладеть. Много участвовал в выставках и побеждал. Вырезал статуи или иконы. Были заказчики, например детские дома. Для молитвенных комнат в местах, где я отбывал наказание, тоже делал [иконы], — рассказывает Владимир.

По словам мужчины, семья тоже по-прежнему рассчитывает на него. Дети тяжело восприняли его заключение, но связь сохранили. Владимир до сих пор общается с сыном и дочерью.

— Они, естественно, переживали, но действительность заставляет принять это всё. Со временем они приняли, потому что это единичный случай в моей жизни, что я вот так повелся и пошел на ограбление. У меня, как у бывшего сотрудника, есть свои принципы. Я не вел такой [преступный] образ жизни. Так просто случилось, теперь расплачиваюсь. В отпуск планирую на родину поехать, семью повидать. Переживаю, потому что у меня уже давно родились племянницы, а я их ни разу не видел. С телефона общаемся, а вживую ни разу не виделись. Все родственники понимают, что каждый может совершить ошибку. Я такую совершил и расплачиваюсь за нее, — рассказывает Владимир.

Он заверяет, что твердо решил больше не преступать закон.

— Я бы никому не советовал приобрести такой жизненный урок. Так как основное общение у меня проходит с такими же людьми, осужденными, каждый воспринимает жизнь по-своему. Кто-то готов отказаться от преступления, у кого-то потайные мысли есть. У меня такого нет. Никакой зависимости. В дальнейшие мои планы не входит совершение противоправных действий, — говорит Владимир.

По его словам, не все осужденные разделяют его взгляд на преимущества отбывания наказания не в обычной колонии, а в исправительном центре.

— Те, кого я знаю еще с колонии, у меня с ними хорошие отношения. Я знаю, какие у них планы. А вот те, кто новенький приезжает, не хотелось бы навязывать свою жизненную позицию. У каждого своя голова на плечах. Кто-то выходит для того, чтобы быть ближе к вольной жизни, к старым привычкам. Ну вот как с такими разговаривать? С точки зрения кого? Я же не преподаватель, не учитель и не наставник. Поэтому просто «привет» — «привет», на этом всё заканчивается. А с теми, кого я знаю, мы общаемся, даже теми, кто уже освободился — все с семьями, работают. Недавно на связь вышел осужденный с моей колонии, он тоже на [принудительных] работах, но в Уфе. Я у него и спрашиваю: «Какие планы?» Он говорит: «Ну такие, чтоб поскорей освободиться, не косячить». У всех семьи, дети, мотивация большая, — объясняет Владимир.

Исправительные центры начали появляться с 2017 года по всей России. Сюда направляют осужденных на принудительные работы. Некоторые попадают прямо из зала суда, а кто-то — после определенного срока в колонии. Для человека, который долгое время провел в изоляции, это шанс доказать раскаяние и намерения вернуться на свободу честным человеком. В частности, в Башкирии с 2017 года на территории Стерлитамака начал действовать участок, который функционировал как исправительный центр. Руководит им Ильдар Тимербулатов.

Территория центра небольшая, но осужденные при желании могут выйти в город по заявлению.

На входе вывешен мотивационный плакат, напоминающий, что осужденных дома ждут семьи. Не в их интересах нарушать порядки, даже (особенно!) будучи уже почти на свободе.

Когда входишь, то видишь лепнину на стене — женщину в поле с птицами в небе.

Чаще всего в этот центр попадают те, кто находился в колонии. И для них это действительно может показаться чем-то напоминающим детство. Но порядки здесь не детские.

— В центр прибывают в основном из колоний за положительно характеризующее поведение. Им меняют вид наказания на более мягкий: с лишения свободы на принудительные работы. Происходит это после того, как они отбудут 1/3 или 2/3 своего наказания, всё зависит от тяжести преступления. Осужденные обращаются с ходатайством в суд, и суд выносит решение, — рассказывает начальник ИЦ Ильдар Тимербулатов.

По его словам, примерно 90% обитателей центра — это осужденные из колоний, остальных привезли сразу из зала суда. Это могут быть как получившие приговор за мошенничества, кражи, разбои, грабежи, убийства, но в основном те, кто сидел за распространение наркотиков.

На принудительных работах граждане могут находиться не более пяти лет, если их прислали из колонии (в остальных случаях больше). Основной их целью является трудоустройство в различные организации города. Зарплата там должна быть не меньше МРОТ (сейчас он составляет 16,2 тысячи рублей), при этом с заработка идет удержание 5–20% (точное число устанавливается в приговоре).

Как пояснила ведущий инженер УК «Жилкомфорт», где трудится убивший инкассаторов Владимир, Раиса Исмагилова, осужденные попадают в их компанию двумя путями: либо «управляшка» подает заявку в исправительный центр, либо из самого центра им предлагают кадры.

— Мы принимаем любых, главное, чтобы были ответственные и не пьющие. Мы их закрепляем за более опытными, они их обучают. Осужденному показывают, допустим, всю инженерную систему. Сейчас готовимся к пуску тепла, промывку-опрессовку проводили, Владимир прекрасно справился. Он ответственный, спокойный, уравновешенный, с жителями спокойно разговаривает, никогда не опаздывает, всё качественно выполняет. Из исправительного центра у нас сейчас работает пять человек — дворники. Жалоб от мастера на них не было. Убираются, на замечания реагируют спокойно. Работает еще кровельщик, — пояснила представитель управляющей компании.

До того как стать исправительным центром, вотчина Ильдара Тимербулатова служила участком при колонии-поселении № 6 по соседству. ИЦ сейчас вмещает 100 человек, но живет в нем побольше, потому что часть из них скоро переведут в Ишимбай, где собираются открыть такой же центр.

— Там построен завод «Аркада», он возвел модульное общежитие для осужденных к принудительным работам. Исправительный центр будет функционировать при ЛИУ-19 и рассчитан на 450 человек, — рассказал начальник ИЦ-1.

Осужденные в исправительных центрах находятся практически на свободе. Они могут перемещаться по территории без сопровождения, ходить по одному, есть что и когда захотят, даже выйти за стены учреждения почти свободно — для этого достаточно просто подать заявление. Главное условие — не нарушать распорядок и работать.

Выход осужденных на работу и в город осуществляется через дежурную часть. Выходящие получают пропуска, фиксируется время их убытия. В течение дня администрация центра обзванивает все организации и проверяет, на месте ли работающие там осужденные. Не менее раза в месяц их проверяют лично. Когда они возвращаются в центр, их ждут ужин, проверка и сон.

— Они здесь ночуют. Мы следим за их физическим и психическим, функциональным состоянием. Следим, чтобы он не уклонялся от работы, не употреблял алкоголь и наркотики, исполнял все обязанности на предприятии, чтобы организация была довольна. В принципе, все компании довольны, дорожат нашими соглашениями и людьми, просят еще дать им людей. Сейчас большой дефицит рабочей силы, все организации нуждаются в ней, — говорит Ильдар Тимербулатов.

Работают граждане во многих сферах: пошив одежды, железобетонный комбинат, транспортные организации, перевозка мусора, хлебокомбинат и другие.

— Постоянно приходят организации и просят заключить с нами соглашение. Они знают, что наши осужденные очень ответственны, впереди у них условно-досрочное освобождение, после зарплаты они не пропадут, они всегда как оловянные солдатики в строю. Они этим дорожат. Первое время было недоверие, но сейчас это уже как сарафанное радио. В день приходит по две новые организации, но у нас уже просто нет столько людей. Проблем с трудоустройством осужденных нет. Они занимались по заказу администрации города уборкой территории детской больницы, например. Во время пандемии они участвовали в переносе оборудования для больниц, — отмечает начальник исправительного центра.

Как отмечает Тимербулатов, у осужденного в ИЦ появляются новые трудовые навыки, он получает деньги и привыкает к жизни на свободе. По мнению начальника учреждения, бывшие осужденные уже не боятся завтрашнего дня, когда они окажутся полностью свободными людьми. Здесь же им помогают с оформлением необходимых документов, в том числе на жилище.

Более того, осужденные могут пользоваться мобильными телефонами и интернетом — почти неограниченное количество времени (опять же, нужно, чтобы соблюдался распорядок).

— Многие имеют телефоны, планшеты, интернет. У всех есть дебетовые или зарплатные карты. Никто не лишен права посещения спортзала или мечети, бассейна, спорткомплекса. Если у них есть свободное от работы время, они пишут заявление, указывают цель и выходят в город. Эти заявления подписываю лично я. Принудительные работы — это один из шагов гуманизации и социализации осужденных, — рассказывает Ильдар Тимербулатов.

В этот центр приезжают не только из башкирских колоний, но и из других: из Москвы, Петербурга, Кавказа, Ростова-на-Дону, Самары и многих других регионов. По словам начальника центра, некоторые осужденные остаются в Стерлитамаке, заводят здесь семьи и находят работу.

Закон четко регламентирует требования к осужденным, которые попадают в исправительный центр: запрещено употреблять наркотики, алкоголь, психотропные вещества. Если нарушение оформлено медицинскими документами, их отправляют в суд — тот может заменить работы обратно на лишение свободы. И такие случаи уже бывали, но их, подчеркивает начальник, единицы.

Еще одна серьезная провинность — если осужденный покинет рабочее место. Если вдруг стало плохо со здоровьем и надо отойти в больницу, пожалуйста. Человек направляется в поликлинику, которая закреплена за центром, и получает помощь по ОМС, как и обычные люди. Они могут взять больничный и получать страховые выплаты. Но если осужденный пропал с работы без уважительной причины, его ждут проблемы. После такого в суде могут решить, что человек не очень хорошо понимает, для чего его перевели из обычной колонии в ИЦ, и вернут обратно за решетку.

Помимо работы, осужденные должны заниматься благоустройством территории самого исправительного центра — не менее двух часов в месяц.

— Здесь каждый день надо что-то чинить, мастерить, отмывать. Это дома краном с водой или унитазом двое-трое пользуются, а здесь более 100 человек. Всё это надо чинить и держать в порядке. Даже спальное помещение: не будешь следить за ним — станет неприятным местом для сна. Мы настраиваем осужденных на более конструктивное поведение, чтобы они тоже в этом участие активно принимали, сами что-то придумывали, — рассказывает Ильдар Тимербулатов.

В исправительном центре осужденные могут находиться от 1,5 месяцев до 5 лет. Те, кто попадет сюда из колонии, могут пробыть и 7, и 8 лет. В основном здесь проводят 1,5–2 года, после чего осужденные подают ходатайство на условно-досрочное освобождение. Впрочем, можно быть приписанным к центру, но не жить в нём — граждане могут жить на своем или арендованном жилище с семьей в пределах Стерлитамака. Для этого нужно отбыть в центре треть оставшегося срока.

— В данный момент за территорией исправительного центра у нас проживает 15 человек. Они по пятницам приходят отмечаться. Раз в месяц проверяем по месту жительства. У них точно такой же распорядок дня, только ночуют у себя дома. Им также запрещено покидать жилище ночью. Жить могут с кем угодно, лишь бы это был близкий родственник, — добавляет начальник учреждения.

В здании есть всё для жизни: туалеты, раковины, душевые, стиральные машинки. Осужденные живут в комнатах, а не камерах. У них есть обычные двери, окна без решеток, которые к тому же они могут сами открывать.

Каждая комната имеет площадь около 30 квадратных метров — минимум по 4 квадрата на человека. Сейчас там живет порядка 5–6 человек в каждой, но как только аналогичный центр откроется в Ишимбае, станет свободнее. Жилищные условия регулярно проверяются прокуратурой.

Столовая называется «комнатой приема пищи». Когда нас привели туда в разгар дня, там уже сидел один из осужденных, к которому приехал представитель банка для оформления карты.

— Тут всё оживает вечером. Осужденные здесь сами себе готовят. В холодильниках и морозилках есть продукты — они все подписаны. В этом их никто не ограничивает. Внешне даже не скажешь, что это колония. Есть электрочайники, электроплиты. Посуда у каждого своя, — рассказывает Ильдар Тимербулатов.

Если осужденному не хочется готовить и позволяют финансы, он вполне может заказать еду в центр. Конечно, пришедший груз будет проверен на входе, чтобы там не было каких-то запрещенных предметов или веществ. В остальном — полная свобода выбора.

— Если денег много, некоторые и заказывают. Суши, например, или шашлыки, в этом плане их никто не ограничивает, — подчеркнул руководитель учреждения.

Комнаты осужденных имеют площадь примерно по 30 квадратных метров. В них есть кровати, тумбочки, шкафчики. Кровати чаще всего обычные, не железные, стены покрашены в зеленоватый цвет — его считают успокаивающим.

А самое главное — есть большие окна без решеток, которые можно открывать самому в любое время без разрешения.

Это что-то вроде хостела с восьмиместным номером, только главное отличие — всегда чисто и никто не приходит пьяным.

Наказание здесь отбывают самые разные люди. У кого-то срок за наркотики, у кого-то, как у нашего следующего героя, Михаила, — за грабёж. Мужчина — уроженец Челябинска, за плечами у него два срока. По нему так и не скажешь, что он рецидивист: аккуратно пострижен, спортивного телосложения, хорошо одет — джинсы и свитерок, на шее цепочка. Говоря о том, как он попал в колонию, Михаил вспоминает молодость.

— Она у меня протекала, скажем так, взаперти. Я был инвалидом детства, был изолирован от социума, никуда не пойти, не погулять. Заболевание было серьезное. Впоследствии, когда начал выздоравливать, появилась свобода. Это совпало с тем, что я после 11 классов поступил учиться, там уже были совсем другие люди. Ну и познакомился не с тем, с кем нужно, можно так сказать. Ну и вот, втянули. Первый раз за решетку попал в 20 лет, — рассказывает мужчина.

Отсидев срок, он вышел на свободу и попытался зажить новой жизнью — даже встретил девушку, которая стала его женой. Казалось, что всё складывается хорошо, но отношения стали портиться. После этого он снова пошел на преступление.

— Занимался строительством, мне не заплатили долг. Это моя ошибка, потому что я поленился заключить договор подряда или найма. Ну и бывает, что люди обманывают — заплатили только половину суммы. Пришлось сходить и забрать самому. Переусердствовал. Посадили за грабеж. Так как ранее был судим по аналогичной статье, никто разбираться не стал. Хотя следователь был нормальный, прокурор тоже — она потом сама писала протест, что мне много дали, — рассказывает Михаил.

Его посадили на 4,5 года, но позже срок снизили на три месяца. Михаил видит в этом заслугу прокурора.

— После этого я попал на особый режим — мне дали 4 года и 3 месяца. Поскольку у нас в Челябинске его нет, меня привезли сюда, в Башкирию, — вспоминает Михаил.

Нередко бывает, что на этом этапе семейные пары расходятся: женщина просто не хочет ждать или иметь связи с уголовником, да и мужчины иногда не хотят, чтобы их дама страдала из-за судимого мужа, и тоже подают на развод. У Михаила всё случилось иначе.

— Жена меня не оставила. Она — молодец. Помогала, поддерживала, как и мама — тоже есть, жива-здорова, слава Богу. Родственники жены это очень тяжело принимали. Пришлось перестраивать поведение, но ничего, исправляюсь потихоньку. Нашли компромисс, общие решения, — добавляет он.

С родными Михаил видится не так часто, как хотелось бы, но всё упрощает доступ к мобильной связи и интернету — теперь общается с родственниками каждый день. В колонии был только таксофон, да и то им не всегда можно было пользоваться.

В Башкирии он отбывал срок в Салавате в колонии особого режима. Через два года колонии он понял, что выход на свободу будет не таким простым.

— Я начал задумываться, что уже мне 30 с лишним лет, но никакое наследие не оставил, нужно стараться, и подал документы на принудительные работы. Сейчас всё хорошо — я здесь уже полгода, работаю, распорядок и режим не нарушаю, стараюсь освободиться досрочно, чтобы начать нормально жить. Меня здесь, в принципе, всё устраивает. Здесь нормальное руководство, подает пример. Работаю я на «Аркаде», в Ишимбае, на швейном производстве — шью форму для рабочих. Там коллектив неплохой, помогают нам всячески, бесплатный автобус и питание предоставляют. Можно сказать, что государство в пределах центра и работодателя о нас заботится, — рассказал Михаил.

На вопрос о том, почему швейное производство, он ответил так:

— Я вообще 12 профессий за свою жизнь изучил, в том числе оператор швейного оборудования. Не составляет труда. Были бы руки и голова.

Помимо того, у Михаила есть специальности оператора холодильного оборудования, электрика, сварщика, повара-кондитера, стропальщика, тракториста и другие. Многие эти профессии им освоены на уровне училища. Мужчине осталось меньше 10 месяцев до окончания срока, но, возможно, у него получится выйти раньше по УДО — на него он планирует подать через пару месяцев.

— Главное, что ко мне в свое время пришло осознание действительности. К кому-то никогда не приходит. Здесь, конечно, всё намного лучше и интереснее в плане жизни и общения, чем в колонии. Можно жить, работать. Но я всё-таки рассчитываю, что в дальнейшем мне не придется испытывать судьбу и опять быть в этих местах, — говорит Михаил.

Он морально готовится к освобождению.

— Рано загадывать. Как Бог даст, так и будет. Буду стараться устроиться поближе к дому, чтобы никуда не ездить. В планах всё-таки, наверное, на электрика пойти — есть организация, которая обязуется меня устроить, к тому же там знакомые есть, которые помогут в случае чего, — рассуждает Михаил.

Но как чувствует себя человек, который только что находился в колонии, а теперь — почти что на свободе?

— Я уже готовился к этому морально, к работе, к распорядку, ко всему. Ничего нового для меня не возникло. Я знал, к чему иду и для чего мне это нужно. Я поставил себе цели и стараюсь их выполнить. Не скажу, что это было чем-то новым. Просто в другое место переехал, жизнь изменилась к лучшему, вот и всё. Было ощущение радости, удовлетворенности, что преодолел определенные препятствия, чтобы сюда попасть. Условия в колонии отличаются разительно. Можно сказать, на 90% отличаются. В колонии же особый режим, свидания раз в полгода, раз в четыре месяца — передача 20 килограмм. Есть вещи, которые было тяжело исполнять. Допустим, передвижение строем. В силу того, что люди все разные: кто-то задержался на работе, кто-то старый, всех приходится ждать. Дождь не дождь, холодно не холодно, но всем вместе надо пойти, будь то столовая или баня. Пойдешь один — будет нарушение. Это бытовые мелочи, но ты на них не можешь повлиять, — рассказал Михаил.

Еще один осужденный, согласившийся поговорить, получил большой срок по наркостатье и всю свою молодость провел в колонии. Сейчас Артуру 29 лет, но выглядит он немного старше своих лет. Видимо, сказалось время, которое он провел в неволе. Он тоже одет вполне прилично: серая толстовка и такого же цвета штаны.

— В колонию попал из-за круга общения. Пока в беду не попадешь, не поймешь же. Все так думают: все друзья, все хорошие, все помогают. А другу помог — плохо ему было там и всё, он подставил меня, получается. Дали 12 лет строгого режима. Просидел больше 8 лет, потом узнал про центр от ребят, которые в 2019 году начали потихоньку выходить. По закону должна пройти половина срока, вот и подавали. Очень хотел сюда попасть, — говорит Артур.

Он, как и Михаил, работает на фабрике в Ишимбае, шьет спецодежду. Большой срок получил за распространение наркотиков.

— У меня друг был хороший. Но я ему не продал же их [наркотики]. Просто помог, ему было плохо, а он вот так поступил. Родственники так и сказали: «Тебе же говорили, что друзья у тебя плохие, а ты не верил». Ну а чего там уже сделаешь, если уже случилось? Надо было раньше думать. Сейчас у многих голова соображает, а у кого нет, те обратно вернулись [в колонию]. Они выходят на месяц-два и снова попадают в колонию, — коротко рассказывает о своем преступлении мужчина.

Артур отсидел 8,5 лет на строгом режиме. Ему осталось порядка трех лет, но уже в ноябре планирует подать на условно-досрочное освобождение.

— УДО [будет] в ноябре, чуть-чуть осталось. В конце года документы закажу, отправлю. Думаю, одобрят, потому что нарушений у меня нет, я ничего не употребляю — ни алкоголь, ни наркотики, всё нормально. Прихожу вовремя, порядки соблюдаю. Если уж из колонии в центр перевели, значит увидели, что исправился человек, здесь тем более это заметно. Посмотрим, что получится, — говорит он.

По словам Артура, в колонии строгого режима осужденные тоже в основном работают — кроме стариков. Некоторые даже заканчивают школу в стенах исправительного учреждения. Но разница с исправительным центров всё-таки существенная.

— Когда попал сюда из «строгого», ощущения были как на воле. Всё нормально, работа есть, спать есть где, отношение хорошее. Я уже выходил в город — ощущение вообще отличное. Первые несколько дней здесь было непривычно, потому что пространство расширенное. Сразу выходишь — всё открыто, непривычно, воздух другой. То, что было потеряно, это бесценно. Кто садится, тот понимает, — говорит Артур.

После выхода на свободу он собирается устроиться на швейное производство и на этот раз «точно жить по закону».

— Беззаконие уж точно творить не буду, — смеясь, добавляет мужчина.

Благодаря доступу к мобильной связи и интернету он часто общается с родственниками и девушкой, которая после его перевода тоже переехала в Стерлитамак (сам Артур из Саратова).

— С родителями каждый день общаюсь. Телефон есть. Хочешь — видео, хочешь — так звони. Они были, конечно, рады, что меня сюда перевели, — говорит Артур.

Ему жаль потерянных лет. Посадили Артура в 21-летнем возрасте.

— Но не вернешь же их обратно. Зато урок такой нормальный. Сейчас-то уже людей видно, 20 минут с ними поговорил, и по нему видно, можно с ним дело иметь или нет. Или вообще можно даже не общаться. Если видишь, что человек не очень, зачем с ним общаться. Так, парочка друзей должна быть, которые выручат, — рассуждает молодой человек.

Артур даже гулял по Стерлитамаку.

— Хороший такой город, чистый, небольшой. Красиво. Строится потихонечку, как и все. Нормально, — заключил Артур.

Еще один наш собеседник — Егор. Это высокий мужчина, на вид лет около 40, в волосах седина, он одет в обычный спортивный костюм. Суд приговорил его к восьми годами заключения — тоже по наркостатье. Год назад Егора перевели в исправительный центр за хорошее поведение.

— Мне дали 8 лет за распространение наркотиков. Почти год я сидел в СИЗО, потом был месяц этапирования, ну и почти 3 года в колонии, ИК-16 в Салавате. Подошла половина срока — 4 года — написал ходатайство, меня отправили сюда. Я узнал об этих центрах еще на стадии законопроекта, знал, что их открывают, да и с нашей колонии уже уезжали сюда. Кого-то возвращали за нарушения… но всё равно было известно, — рассказывает Егор.

Первые впечатления после прибытия в центр — как на свободе.

— Утром ушел, вечером пришел, сам за продуктами сходил. В колонии в магазин можно ходить раз в месяц, да и то много не наберёшь. А здесь ты сам уже готовишь. Всё гораздо проще, даже в одежде — не роба, — говорит Егор.

Но неволя есть неволя.

— В колонии я работал на швейном производстве. У нас в отряде 120 человек — они все идут на работу, потом с работы, одни и те же лица, каждый день из года в год, это достаточно тяжело [наблюдать], — сказал Егор.

На фабрике он шьет спортивную и детскую одежду. До колонии Егор работал на стройке.

— В основном занимался ремонтом. Потом решил по-быстрому заработать. Я знал, что за это могут поймать. Думал, безвыходная ситуация… но безвыходных ситуаций не бывает. Сейчас, по прошествии лет, кажется, что многое можно было иначе сделать. Дали бы меньше — был бы тот же результат. Меня задержали в Красноярском крае, — рассказывает мужчина.

Говоря о том, каково было привыкнуть к новым условиям, Егор говорит, что это не было тяжело.

— Я бы не сказал, что там прям строго очень было, просто в расписании постоянно. Постоянно чем-то занят — время пролетает быстро. Всё максимально свободное время занимаешь, лишь бы чем-то заниматься. В колонии после швейки я работал на телестудии, с утра до вечера и практически без выходных. Работы много было, время летело быстро. Свободного времени почти не было, да и ни к чему оно было, — рассказал Егор.

В телестудию он откликнулся на вакансию, так как соображал в компьютерах.

— До этого с видеомонтажом не сталкивался, по ходу дела всё изучал, быстро разобрался. С нашими роликами много призов удалось выиграть на конкурсах. Клипы снимали совместно с музыкалкой. Они там песни, музыку пишут, а мы уже клипы оформляем. Нормально, было чем заняться, — говорит мужчина.

После выхода на свободу он хочет податься в IT-сферу.

— Я программирование изучал, [язык] Python неплохо знаю. По выходу какое-то время ещё тут буду работать, на этом же производстве, а дальше программистом. Сейчас вот потихоньку изучаю. С корочкой только надо, с деньгами определиться, так как всё платное. Я узнавал — в принципе, берут [программистов], но нужно чтоб был не прям самоучка, какие-то бумажки тоже надо. Помимо своих проектов, нужно какое-то подтверждение, курсы элементарные. В планах пока это, а там уже видно будет, — добавил Егор.

Сам он из Башкирии, здесь же живет семья — мать и брат. Из Красноярского края его и этапировали сюда — по месту прописки. С родственниками он теперь регулярно общается.

— Брат рядом живет, в 20 минутах отсюда. Мама периодически приезжает, но не слишком часто, пенсионерка уже. К брату сам хожу. Под Новый год уходил в отпуск — с 30 декабря по 9 января, к матери ездил, с ней Новый год справлял. В отпуск когда уходишь, нужно написать, куда ты едешь. Я приехал туда, на учет встал в инспекции, они отметили, что я прибыл, когда уезжал — поставил отметку, что убыл, — рассказывает Егор.

Взаимоотношения между осужденными в исправительном центре чаще всего складываются нормально. По словам Егора, он видит других в основном вечером, когда приходит с работы.

— Тут мало как такового общения, потому что все на работе, своими делами занимаются, в выходные выходят в город — заявление пишут, [начальник] Ильдар Хайдарович подписывает. Поэтому конфликтов или плохого общения здесь нет, люди друг друга не видят особо. В колонии люди видят друг друга постоянно. За год, два, пять лет эти лица надоедают с утра до вечера, здесь такого нет. Тут люди попроще становятся, — говорит мужчина.

Условно-досрочное освобождение у него запланировано уже в следующем году, весной.

— Чуть-чуть осталось. Домашнее проживание в августе-сентябре подходит — для него надо отбыть здесь 1/3 от остатка наказания. После этого можно на домашнее проживание с родственниками в пределах Стерлитамака. Раз в неделю, по пятницам, приезжаешь, отмечаешься, ну и к тебе иногда приезжают с проверкой. Ну это уже, по сути, как УДО. Там тоже периодически ездишь, отмечаешься. Всё то же самое. Ну а конец срока в 2026-м. Прилично времени остаётся, — рассказывает Егор.

После управляющей компании мы отправились в стерлитамакское спецавтохозяйство — учреждение, которое занимается вывозом мусора. Здесь работают четверо осужденных из исправительного центра, один из них, Валерий, трудится автомехаником — чинит грузовики. Мы встретили его возле ангара, в котором он работает. Это лысоватый мужчина лет 50, в спецодежде и очках. Мы думали, что это просто сотрудник учреждения или какой-нибудь мастер, старший смены, но он оказался осуждённым за распространение наркотиков. Фотографировать лицо он отказался.

— Популярность мне не нужна. Мало кто знает, что я сижу, — смеясь говорит он.

В ответ на вопрос о том, как он оказался в колонии, Валерий пустился в философские размышления.

— В нашей стране очень нетрудно попасть за решетку. Это очень реально. И, кстати, многие не задумываются об этом, считая себя выше, а потом попадаются в конечном итоге, — сказал Валерий.

Статью, по которой его судили, он раскрывать не хотел, но всё же назвал.

— Ну 228-я статья, она сейчас считается «народной». Это хранение и распространение наркотических средств. Я старого поколения человек, я вырос на марихуане, поэтому здесь и оказался, — поясняет осуждённый.

До заключения он имел свой бизнес.

— Я кузовщик, ремонтирую машины после аварии, у меня был свой сервис, а как посадили — всё, ничего не осталось. Это долгая история. Тогда же было деление: ФСКН, НОН, чтоб кого-то оставить — кто-то должен был выделиться. Поймали меня, кого-то ещё, сделали большую группу, всех посадили. За это мне дали 10 лет, 5 я отсидел, в 2021 году меня перевели на исправительные работы. Я себя чувствую здесь, на этой работе, комфортно, — рассуждает Валерий.

По его словам, исправительный центр — это почти как нахождение в «обычном» обществе.

— Это, всё равно, считай, общение в обществе, не за решёткой, без конвоя. На свидание даже можешь с девчонкой пойти. Когда я вышел, ощущения — земля и небо. Пока ты в колонии не окажешься, не поймёшь, что такое свобода. Подконвойный и бесконвойный — это разные вещи, тут либо тебя ведут, либо ты сам ходишь, без сопровождения. Там всегда сопровождали, — объясняет Валерий.

В ИЦ он тоже ремонтирует машины. За хорошее поведение ему предоставили возможность жить за пределами центра в условиях так называемого «домашнего проживания».

— Собираются документы, в том числе с работы, и комиссия решает, отпускать или нет. Бывает, приезжают на дом, проверяют меня. После девяти вечера я должен быть дома, — поясняет Валерий.

С другими осужденными, которые находились в центре, он поддерживал нормальные отношения.

— Я сейчас их практически и не вижу. Но когда я приехал, их было там более 100 человек. Нормально всё было. Везде люди живут, — говорит осужденный.

При этом до заключения у мужчины была семья — жена и дети, но судимость перечеркнула счастливую семейную жизнь.

— Ну как семья отреагировала? Жена на развод подала, а с детьми вижусь регулярно, они приезжают ко мне, они уже большие, — говорит мужчина.

Валерий уже отбыл 7 лет срока и уже давно подал документы на условно-досрочное освобождение. В ближайшие дни у него состоится суд, который решит, отпускать на свободу полностью или нет.

— [После УДО] планирую пока остаться здесь. А почему нет? Пока здесь, потому что и коллектив здесь, привык ко всем. Им нет разницы, осужденный или нет. Здесь все нормально относятся.. Помимо меня тут из центра есть грузчик, водитель и мастер — он вообще поднялся, начинал простым слесарем, — говорит Валерий.

Он признаёт, что из-за своего увлечения наркотиками потерял очень много времени. И денег. После такого, отмечает Валерий, нарушать закон больше не хочется.

— Я как посчитал [деньги] за пять лет — точно потеряна квартира в Уфе, — усмехаясь, сетует Валерий.

Числится он как работник ООО «САХ». Компания сотрудничает с ИЦ с 2019 года. Директор Эдуард Басыров объясняет найм осужденных нехваткой рабочей силы.

— Это была вынужденная мера, специфика производства работ такая, что люди не идут. Зарплата у нас ниже, чем у конкурентов. Поэтому мы пришли в исправительный центр. На сегодняшний день претензий нет. Те, кто работает у нас сейчас, это исключительно ответственные люди. Благодаря им, мы сейчас нормально работаем и развиваемся. Эти люди нам нужны практически постоянно. Мы дополнительно просим центр, чтобы прислали к нам людей. Не хватает нам транспортных рабочих, водителей, — говорит Басыров.

За весь период на предприятие трудоустроили 48 осужденных. Говорят, бывало и такое, что из 18 подсобных рабочих 15 являлись осужденными из исправительного центра.

Исправительные центры, если судить по стерлитамакскому, предстают попыткой государства действительно перевоспитать преступника.

— В колонию, конечно, лучше не попадать, — говорит Артур, — но исправительный центр — как адаптация, подготовка к воле. Бывает, что некоторые, кто много отсидел, сразу выходят на свободу, резко, а потом садятся обратно. В центре если с самого начал ничего не натворил и голова у тебя соображает, то и потом выйдешь, ничего не натворишь уже. Вот это правильно — всем надо так выходить из колонии — через исправительный центр, а потом уже идти дальше, на свободу.