Геннадий Симонов, директор социального приюта для детей и подростков города Уфы: «Спасать детей надо добротой»

Директор социального приюта для детей и подростков города Уфы, офицер запаса – Симонов Геннадий Юрьевич. При поддержке администрации создал приют «с нуля» и уже пять лет принимает в него детей, попавших в экстремальную жизненную ситуацию, оставшихся без попечения взрослых. Мечтает открыть при приюте кабинет биотерапии, где воспитанники смогут отдохнуть душой, среди зелени насладиться пением птиц и журчанием ручейка.

– Геннадий Юрьевич, а чем отличается приют от детского дома?

– Детские дома – это учреждения постоянного пребывания детей, а приюты – это учреждения временного пребывания, название происходит от слова «приютить», предоставить кров. Это место, где можно спастись, отдохнуть. Приюты в России существуют с XVIII века, а первый приют в Уфе открылся 21 апреля 1849 года, так что в следующем году будет уже 160 лет этому событию. Дети, которые попали в экстремальную жизненную ситуацию, у нас находятся до полного их устройства.

– А как дети попадают к вам?

– Подбирают их на улице или забирают их из неблагополучной семьи, где ребенок несколько дней не ел или, к примеру, закрыт был в помещении. Когда родители запили, забыли про ребенка. К нам приводят детей милиция и органы опеки и попечительства, образования, здравоохранения. Родственники, соседи. Бывают случаи, что и сами дети к нам приходили.

– Сколько ребенок может находиться у вас?

– Раньше был такой норматив – до полугода, но в связи с выходом дополнений к законодательству, ребенок может у нас оставаться до полного жизнеустройства. К сожалению, есть у нас и такие дети, которые находятся здесь не один год. Чаще всего это дети старше 10 – 12 лет, никому из родственников не нужны, а детские дома сейчас переполнены.

– А младшие?

– Маленьких, конечно, легче устроить. Сейчас пошла такая положительная тенденция – детей берут в семьи. Но чаще берут маленьких – дошкольников. А среднего и старшего школьного возраста ребята уже никому не нужны, особенно пацаны. У них уже и характер сформировался, с ними трудно, часть из них уже и на учете в милиции состоит, кое-кто совершил преступления. Есть и дети, которые состоят на учете у психиатра.

– А разве их можно вместе со всеми содержать?

– Если врач дает заключение, что он не может причинить вред другим детям, то можно. Было у нас несколько случаев, когда у ребенка начинается приступ, тогда мы вызываем бригаду и стараемся его определить в лечебное учреждение.

– А сейчас сколько приютов в республике?

– Если не ошибаюсь, 46. Но они разные – есть на 10, 20 мест. У нас приют самый большой в республике – на 67 мест рассчитан. Но чтобы у нас было менее 70 детей – я уж и не припомню, когда это было. Приют постоянно переполнен, но мы стараемся, чтобы всем коек хватало. Часть детей у нас в больницах, в санаториях курс лечения проходят.

– То есть вы ребят еще и подлечиваете?

– Конечно, очень тесно работаем со здравоохранением. Сейчас у нас три ребенка лежит в больнице, а вчера буквально договорились, чтобы нас поставили на очередь в глазную больницу на май и на сентябрь – по одному человеку.

– А дети поступают к вам с хроническими заболеваниями?

– Разные бывают ситуации. И травмированные дети поступают, бывали у нас ситуации, когда нужна срочная операция ребенку. Одной девочке надо было заменить костную ткань на ногах в связи с болезнью в детстве. На одной ножке операцию родственники сделали, потом ребенок попал к нам, а родственники категорически отказались помогать. Там надо было всего лишь 15 тысяч найти. Операция была бесплатная, только заменитель костной ткани нужно было купить. Обратились к добрым людям, которые помогли нам – деньги быстро собрали. Потом девочка попала в детский дом, сейчас она в семье находится.

– Давно ли вы работаете с детьми? Как все началось? Вы, кажется, бывший военный?

– Да, военный. Срочную службу прошел, училище, служил офицером, в 1995 году вышел по выслуге лет на пенсию в звании гвардии майора.

– В каких войсках служили?

– Противовоздушная оборона, а точнее, зенитно-ракетные войска. Служил в Туркмении, потом в Магнитогорске. Был заместителем командира дивизиона по воспитательной работе. Так что педагогическое образование у меня есть.

– Вы нашли эту работу в приюте или она нашла вас?

– После увольнения из вооруженных сил работал я в психологическом центре «Саторис». А в 2001 году меня пригласила начальник управления по социальной поддержке населения администрации города Лидия Александровна Слабова и предложила эту должность. Практически с нуля тогда начинали. Приюта тогда не существовало, только здание было. Документация, организация – все нужно было делать. Если бы не поддержка администрации города, ничего бы не вышло. Они и тогда помогали, и сейчас. Тогда приходилось сидеть в библиотеках, искать любую информацию о приютах. В то время очень скудная информация была. Мне это показалось интересным, тем более после армии, где постоянно в крови адреналин. То одно случается, то другое.

– Но в армии более-менее взрослые люди, а здесь – дети...

– Дети – они всегда дети, и в 18-20 лет – тоже. В то время в Башкирии почти не было приютов, дело было новое, интересное.

– Вы о таких проблемах в армии не знали?

Да, пока с этим не сталкиваешься, не знаешь об этом. И потом шок получается довольно большой. Иной раз родители просто игнорируют ребенка. Двух-, трехлетних детей оставляют дома закрытыми, уходят в запой. Соседи уже с помощью милиции взламывают двери, и ребенок поступает сюда.

– А были случаи, что родители одумываются?

– К счастью, есть такие примеры. Их восстанавливают в родительских правах, если уже лишили. Особенно на том этапе, когда документы собираются и готовятся в суд, люди часто останавливаются, начинают вести более здоровый образ жизни. И прежде чем ребенка передать родителям, приходим мы, приходят органы опеки, смотрим обстановку. Если мама вернулась к нормальной жизни, начала работать, в холодильнике есть еда, долгов по коммунальным платежам нет – тогда мы готовы ребенка передать.

– А как вы делите детей – по группам?

– Да, у нас четыре группы: смешанная группа – дошкольники, затем мальчики 8 – 10 лет, третья – это мальчишки от 11 и старше, и четвертая – девочки старше 8 лет. Мальчишек у нас побольше, процентов 60-70. Есть у нас свое медицинское отделение – мини-больничка. Процедурный, прививочный, физкабинет – все есть.

– Первую помощь тоже можете оказать?

– Да, дети есть дети. Где-то стукнутся или живот заболит. Был у нас, к сожалению, и случай с попыткой суицида, и если бы не наш врач – не спасли бы ребенка. Взрослая девочка, сама к нам пришла, из-за неразделенной любви вот решилась на такое. В этом возрасте такое бывает, но все обошлось.

– Изменилось ли ваше отношение к обществу за время работы здесь?

– Здесь я стал понимать, что только добром можно изменить и спасти наших детей. Не административными мерами, а именно добротой и помощью. Даже в первую очередь добротой, потому что этот ребенок чаще всего никогда не чувствовал, и не знал, что такое доброта. Здесь они начинают понимать, что отношения между людьми могут быть добрыми. А отношение к обществу... скорее, к родителям изменилось отношение.

– Бывает, что по несколько раз дети попадают к вам?

– Редко, но бывает. Иногда даже из благополучных семей убегают – просто ребенок любит побродяжничать. Вообще, за время существования приюта к нам поступило около 1000 детей. Кстати, в этом году у нас будет 5 лет с момента нашего открытия. То есть в 2001 году вышло постановление о создании, а 12 июня 2003 года мы открылись.

– Был ли случай, который вам запомнился больше всего?

– Да у нас почти каждый день новая история. Больше всего поражает, что родители забывают о своих детях. Вот та девочка, которой операцию на ножке делали. Поразительная история – есть дедушка и бабушка, причем дедушка на пенсии работает и руководящую должность занимает. Есть достаток, была продана двухкомнатная квартира в Уфе, а 15 тысяч на операцию не дали и от ребенка отказались.

– А родители где?

– Отец ее пьет, а мать умерла. Но это же их родная внучка…

– А что-то доброе, положительное?

– А положительное сейчас то, что с каждым днем чувствуешь, что больше становится хороших людей. Разные люди приходят и спрашивают: чем помочь? В прошлый раз бабушка проходила мимо – сказала, что сегодня православный праздник и подарила детям большой пакет печенья – килограмма полтора. Приезжают люди богатые, состоятельные, привозят подарки для детей. У нас не только на Новый год, но и на 1 июня большущий праздник бывает ко Дню защиты детей. Тем более в этом году – пятилетие нашего приюта. У нас есть и постоянные шефы – «Уфа–АвтоВАЗ». К каждому празднику устраивают благотворительные обеды для ребят, подарки дарят.

– Что нужно изменить, чтобы таких брошенных детей было меньше?

– Я, наверное, повторюсь, сказав, что только добротой надо лечить. Друг к другу относиться добрее, помогать этим детям – они же не виноваты, что у них такая судьба. Потому, что если они год-два побродяжничают, они становятся озлобленными, они готовы воровать, грабить – делать хоть что, лишь бы заявить о себе, показать свое «я». Если мы им вовремя поможем – они будут другими. Но это только через доброту.

– Свои дети у вас есть?

– Да, у меня две дочери, которыми я очень горжусь.

– Не было ли желания усыновить кого-то из ваших подопечных?

Усыновить кого-то – это значит, что ребенок будет «любимчиком», а я не могу позволить себе кого-то выделить, кого-то больше любить, а кого-то меньше. Вот у меня подарки лежат – дети сами по итогам месяца определяют, кто в этом месяце был лучший воспитанник, и мы на общей линейке подводим итоги и поощряем ребенка подарком.

– Так у вас как в пионерской организации все происходит?

Ребенок привыкает к дисциплине, линейки детей мобилизуют, стимулируют. Ребята съездили на какие-то соревнования, заняли какие-то места, а мы их тут награждаем. Или кто-то похулиганил, уроки пропустил – немножко пожурить его при всех.

– А как и где они учатся?

– Первые четыре класса у нас на базе приюта, такого почти нигде больше нет. Учителя приходят из школ и занимаются с детьми в две смены. Это получается надомное обучение. Старшие ребята ходят в школу сами. Но многие сильно отстали. Была у нас девочка, которая в 16 лет пошла в первый класс, сейчас есть семнадцатилетний парень, который учится в пятом классе.

– Психологически, наверное, им трудно учиться с малышами? Насильно не приходится заставлять?

– Нет, в большинстве случаев дети сами понимают, что надо догнать свой возраст по учебе. В прошлом году у нас 8 воспитанников за год закончили экстерном по 2-3 класса. Десять человек поступили в училища.

– Насколько нужны в нашем обществе такие социальные учреждения?

Пока в обществе есть обездоленные – будь то ребенок или старик, которым нужно помочь, у которых не осталось родственников или они от них отказались – это нужно. Кроме как государству, им некому помочь. Хотя ребенок должен находиться в семье, среди родных и близких. Самое лучшее учреждение не заменит родных людей. Даже приемные родители – это родители. Я сам чувствую, что большинство наших детей, хотя они об этом не говорят, готовы даже эти прекрасные условия, которые мы здесь создали, поменять на любую семью.

– А ребята, ушедшие от вас, навещают приют или не хотят потом вспоминать, как были никому не нужны?

– Приходят, и часто. На праздники наши. У нас же есть еще и дни именинника – каждый последний четверг месяца мы поздравляем всех именинников, устраиваем праздник.

– Если бы вам дали неограниченную сумму денег, чтобы вы сделали для детей?

– Вопрос несложный. Организовал бы специальные кабинеты по реабилитации детей. Есть у меня мечта создать и кабинет биотерапии (это зимний сад, потолок и стены застекленные, много растений и живность – птички, рыбки – чтобы ребенок отдыхал), специализированные игровые комнаты.

– А сейчас животных и птиц у вас нет? Хомячки, попугайчики?

– К сожалению, даже если нам приносят и дарят – мы вынуждены отказываться: санэпидконтроль не разрешает. Это возможно только в виде пристроя к зданию, но не внутри.

– А что посоветовать людям, нашим читателям – что можно привозить в приют?

– Мы принимаем вещи, но в хорошем состоянии. Игрушки, подарки для ребят, вообще – любую помощь. Альбомы для рисования, карандаши, игрушки, куклы, машинки, шоколадки. Спонсоры помогли нам даже сделать кабинет информатики, дали компьютеры. Вообще у нас в приюте есть свой негласный девиз: доброта спасет мир. И мои пожелания всем – не отворачиваться от тех, у кого беда. И не надо давать милостыню детям, которые попрошайничают на улицах. Помощь должна быть не в этом – потому, что деньги они чаще всего тратят на пиво и сигареты.

Не могу не сказать о своих ощущениях. Представьте: микрорайон Инорс, окраина, улица Мушникова, на дворе – март. Огромные грязные лужи, через улицу не перейти, во дворах – горы тающего снега, из-под которого торчат крыши брошенных до весны машин. И в центре этой неухоженности – островок чистоты, небольшой, двухэтажный приют, у входа растут елочки. Внутри – атмосфера надежности, тишины и спокойствия.

Дети играют в комнатах, воспитатели читают им сказки. Но не путайте – это не детский сад, куда заботливые мамы приводят детей на полдня, а вечером забирают. Это дом, в котором живут дети, забытые и брошенные взрослыми. После интервью поймал себя на мысли, что не хочется уходить из этого уголка детства – так тут все по-домашнему: тихо, уютно, чисто и красиво. Детям, наверное, тут лучше, чем в огромном, неустроенном и пугающем их большом мире. Но в родной семье, наверняка, было бы еще лучше.