Я никого не заставляю нам помогать

Виктория Валикова, врач-инфекционист из Уфы, которая сейчас работает в Гватемале, обращается через сайт Ufa1.ru ко всем скептикам и людям, которые негативно относятся к ее проекту – строительству клиники. Напомним, появилась информация о письме рекомендательного характера, разосланном Минздравом Башкирии в уфимские больницы с просьбой помочь проекту. Не все поняли письмо правильно, позже Минздрав РБ отдельно комментировал эту тему. Ниже – строчки письма Виктории Валиковой, присланного нам в редакцию в ответ на просьбу прокомментировать эту ситуацию.

И в сотый раз опять начну сначала,
Пока не гаснет свет, пока горит свеча…

Свечки у нас закончились сразу после того как закончилось электричество – отвыкшая от «Похомовских» времен, когда у нас с акушеркой Инти не было даже «мечт» об ужине «не при свечах», я сидела и читала очередную статью, которую мне переслали наши ребята из России. Да уж, «до нас все доходит с опозданием на несколько дней» – «Чиж и Ко» был прав в моей опечалившейся голове.

Я буду честна, если скажу, что я не всегда была такой, как сейчас. Я придерживалась мнения, что то, что я – врач или что я – студент медицинского вуза, автоматически снимает с меня «обязанность» кому-то дополнительно помогать. Оправдание «сотни таких каждый день спасаю» помогало мне с легким сердцем проходить мимо обезноженных участников чеченских кампаний, сидящих в переходах, не покупать у бабушек носки или чеснок, потому что «у меня маленькая зарплата» и пропускать мимо ушей объявления о сборе денег «на лечение за границей».

Я буду откровенна до конца и скажу, что до сих пор я порой прохожу мимо тех, кому могла бы помочь, думая, что уже помогаю достаточному количеству людей.

Но последнее время ко мне все чаще приходит понимание, что нет этого понятия – «достаточно». Всегда будет мало. Если ты любишь людей, тебе самому всегда будет мало, мало того, что ты делаешь. Мало того, что ты успеешь сделать.

Мы все пытаемся оправдать себя чем-то. Кто-то – тем, что у него такая хорошая профессия (например нянечка в детском саду или медсестра), и он и так всем помогает. Кто-то – тем, что он сам – бедный-несчастный и ему бы кто помог («я учительница – откуда у меня деньги»). Кто-то – тем, что он патриот! (В нашем случае – «я – русский, не буду помогать Гватемале».) Кто-то – тем, что он уже помог кому-то другому («мы нашей семьей уже помогли Крыму / семье инвалидов / детскому дому, поэтому вам помогать не будем»). Бывают комбинации оных в самых различных вариациях – «Я сам инвалид третьей группы, тем более я – истинный мариец, денег у меня нет, но если бы были, все равно бы вам не помог, потому что негоже это россиянам деньги разбазаривать на всякие отбросы третьего мира!»

Я, честно, пыталась оправдать себя много раз. Иногда срабатывает, откровенно скажу, я не даю денег пьяницам, даже если вижу, что они больны. Кто-то скажет, что это хорошо, кто-то – что плохо, но я оправдываю себя тем, что «все равно пропьют». Не даю тем, кто профессионально зарабатывает этим. Привезя в Гватемалу 23 килограмма лекарств, я, честно, хотела все красиво расставить на полочки в нашей новенькой клинике в Хутакахе. Но, увидя, что в Калеле люди идут домой с кусочками бумаги, на которых написано «амоксициллин» или «ацетаминофен», и эти листочки никогда не превратятся в лечение, я не смогла «зажать» лекарства. Вывалила все, что было. И подумала, что «найдем еще». Так, по совести. Все лекарства, которые были у меня в сумке, кстати, были куплены моей мамой, она – тоже врач. Она купила лекарства, чтобы посмотреть, сколько места они займут в сумке у волонтеров, которые будут везти их с собой. Расстроилась ли она, что мы отдаем больным детям лекарства, которые были изначально запланированы для другого? Конечно, нет. Ведь это абсурд – хранить лекарства для тех, «кому будет нужна помощь потом», если у тебя на руках умирает человек, которому помощь нужна сейчас.

Самый частый вопрос – «Почему не в России?» – всплывает снова и снова.

Можно и в России. Давайте в России. Есть тот, кто хочет заняться? Да напишите же вы Карине! Ваша мечта покрасить стены в Чишминской или Учалинской больнице? Заходите на Краудфандинг, пишете «Красим вместе больницу в Чишмах!» и начинаете работать. Тяжело по 12 часов в сутки рассказывать, почему вам хочется покрасить больницу в Чишмах и почему это – мечта вашей жизни. После чего вы идете по инстанциям и объясняете главврачу, что накраудфандили и хотите красить его больницу. Читаете СанПины и прочие ...ины о том, как нужно красить больницы, потом набираете команду волонтеров и… красите больницу! Считаете, что простыни там плохие и дырявые? Вперед, пишете письма спонсорам, получаете деньги, покупаете нитки и идете штопать простыни.

Почему кто-то имеет право говорить мне и моей команде, что нам делать? Почему кто-то имеет право говорить мне, где мне работать? Почему я не прихожу к вам домой и не говорю, в какой техникум поступать вашему сыну? Почему я не говорю вам «твоя работа копирайтера в Москве бесполезна – вон, в Махачкале дыни гниют, вали бегом на подмогу»? Почему никто из наших ребят не позволяет себе осуждать чью-то жизнь, какой бы неправильной она нам ни казалась?

Все люди разные. Мы – другие. Мы не делаем разницы между черным ребенком и белым ребенком, желтым ребенком и красным ребенком. Я думаю, что, если бы я раньше, чем в Гватемалу, где была моя первая миссия, попала бы в Бишбулякский район и там бы не было бы пенициллина – я бы не только к Рустэму Хамитову пошла. Пошла бы и к Путину. Так вышло, так случилось, что я попала в Гватемалу. И, так как разницы нет, стала помогать тут. Да, в России много проблем. Да, на фотографиях в статье облупленная штукатурка. Да, не комильфо валяться с капельницей в руке и смотреть на стремные шторы. Но я не верю, да и никто из тех, кто работает в больницах, государственных больницах, не поверит, что вас, окровавленного, с распоротым брюхом выставят на улицу помирать. Я работала в государственной больнице. В Башкирии. У нас всегда было 10 вариантов антибиотиков для всех типов устойчивой флоры, всегда было навалом растворов, всегда была куча дорогущих противовирусных средств. Никого мы не оставляли без присмотра: всегда медсестры на посту, всегда есть дежурные врачи. Не в штукатурке счастье. Есть разные меры «все плохо».

Рустэм Хамитов сказал на приеме: «Я понимаю, что вы делаете важное дело. Многие не знают, что даже в самой захудалом, забытом Аллахом медпункте республики у нас в сотни раз лучше, чем в вашей Гватемале». И он прав. Осуждать работающих в странах третьего мира – это из разряда осуждать Красный Крест или «Врачей без Границ».

Когда я была замужем, мой бывший муж, человек большого ума и смекалки, будучи на сплаве, умудрился рубануть себе палец топором. Мы были на Лемезе и, так как тогда я была еще не так подготовлена, как сейчас, шовных материалов у меня не было, так что решено было тащить его в ближайший ФАП. И что же – дотащили, 15 км по берегу реки до пункта помощи, где мы вместе с фельдшером торжественно его зашили, дали обезболивающих и антибиотиков. А какой там здравпункт? Да такой же, как мы в Хутакахе хотим построить. Только там он стоит на деревеньку человек в несколько сотен. Мы строим на несколько тысяч.

Я хочу заметить, что в статье мусолится не только наш смертный грех «сборов непонятно на что в Гватемале», но и другие не менее злостные акции, как, например благотворительные концерты для помощи больным российским деткам. Так что мне кажется проблема состоит больше не в том, что помогать просят «не тем». А в том, что вообще просят помогать.

Инти, акушерка, которая работала со мной, часто снимала с себя фенечки и украшения и отдавала мамочкам, у которых принимала роды. Мы с ней оставили всю нашу одежду в Похоме, раз в год мы проводили лотерею – заворачивали игрушки, донации, одежду, раздавали всем жителям номерки, и они потом вытаскивали свой «приз». Сергио часто покупает еду для нищих на улице. Просто потому, что он не может пройти мимо. В посте здоровья сейчас мы раздаем шапочки, которые вяжет наша волонтер Маша из Москвы, и мыло, которое нам дал местный Ротари Клуб.

Я многому научилась за эти несколько лет. Мыться холодной водой с ковшиком, разводить огонь в печке, понимать, что болит у человека, даже если он не говорит с тобой на одном языке… Но самое важное, чему я научилась, – это делиться. Поверьте, не нужно много иметь, чтобы отдавать. Нужно иметь, по сути, всего одно сердце.

Мы, Health&Help, никого не заставляем помогать нам. Мы против любого вида насилия. Если у вас мало, если вам жалко, пройдите мимо. Если ваш ребенок умирает от голода, как те дети, с которыми работаем мы, – напишите нам! Если в вашей больнице нет шовных материалов – напишите нам! Если вы рожаете уже десятого ребенка дома, а у дома нет крыши, нет пола и вы делаете это потому, что вас не принимают в роддоме, – напишите нам!

Те, кто работает с нами, не миллионеры. Это простые ребята, которые работают на нескольких работах, чтобы иметь возможность приехать к нам. Это те, кто не сидит, уставившись в тупой сериал перед монитором, а делает сметы. Те, кто не плюхается на диван с очередной булкой в руках, а помогает нам готовить презентации. Те, кто в дилемме «гамбургер на ужин» или «коробка цветных карандашей в Гватемалу» выбрал последнее. Те, кого не гнетет, что связанная им шапочка будет надета на голову новорожденному индейцу. Те, кто верит в нас и кто верит нам.

Нам помогают обычные люди. Но они необычны. Потому что, сколько бы они ни отдали, у них все равно останется больше, чем было.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.