Очевидец трагедии под Улу-Теляком: «Я стоял, скованный ужасом: это был ад»

Ранним утром 4 июня 1989 года жители Уфы проснулись от нескончаемого рокота вертолетов, которые наводнили небо над Госцирком. Страшно было так, словно началась война. Еще страшнее оказалась причина, по которой их мобилизовали, — в ту ночь на перегоне Аша — Улу-Теляк произошла крупнейшая в истории России и СССР железнодорожная катастрофа.

Спустя 30 лет очевидцы вспоминают, как это было.

Все произошло в 01:15 по местному времени. На железнодорожном перегоне Аша — Улу-Теляк встретились два поезда: № 211 «Новосибирск — Адлер» и № 212 «Адлер — Новосибирск». За несколько часов до этого на трубопроводе «Сибирь — Урал — Поволжье», который проходит рядом с железной дорогой, образовалась узкая щель длиной 1,7 метра, через которую на землю стал выливаться газ — пропан и бутан. Образовалось целое газовое озеро. Машинисты проходящих мимо поездов чувствовали запах газа и информировали об этом диспетчеров движения. Но сигналы оставались без внимания. Дежурные по трубопроводу, увидев понижение давления в трубе, вместо того чтобы остановить подачу газа, начали нагнетать давление. Что спровоцировало взрыв — небрежно брошенный окурок или искра из-под колес — мы уже не узнаем. Но она появилась. Как раз в тот момент, когда два поезда — 38 вагонов, а в них — 1250 человек — встретились на роковом 1710 километре перегона. Сокрушительный взрыв, который прогремел в ту секунду, позже сравнивали по мощности с атомной бомбой в Хиросиме — в 12 килотонн.

Вагоны как перекрученная тряпка

Я полетела на место трагедии 5 июня на вертолете гражданской обороны как корреспондент республиканской молодежной газеты. То, что увидела на месте катастрофы сверху, потрясло: вдоль железнодорожного полотна разметало около семи вагонов, перекрученных, словно выжатая тряпка. Лес в диаметре нескольких километров был повален, как на фотографии места падения Тунгусского метеорита.

Вертолет приземлился неподалеку от трубопровода. Мы подошли к месту порыва. Запомнилась та самая труба, а на ней — свищ, словно как попало вскрытая консервная банка.

Останков тел на месте трагедии уже не было: их заровняли бульдозерами и тракторами.

Собкор ЦТ прорвался сквозь заслоны

Первым журналистом, который попал на место трагедии, был собкор Центрального телевидения Мадриль Гафуров. На вертолетной площадке за Госцирком он пробрался в вертолет, который привез раненых, и полетел в Улу-Теляк. Но туда уже прибыли Горбачев и Рыжков, и приземляться на месте трагедии вертолету запретили. Чтобы добраться до железной дороги, Мадрилю пришлось арестовать уазик районного начальника, который попался ему на проселочной дороге, и добираться на нем по бездорожью и буеракам до места катастрофы.

— Я взял интервью у главврача Улу-Телякской больницы, который первым пришел на помощь пострадавшим, поговорил с Михаилом Горбачевым. Шел дождь, мне за воротник лилась вода, — говорит Мадриль.

Потом он вернулся в Уфу, успел передать материал для вечерней программы «Время». Так мир узнал о самой крупной железнодорожной катастрофе. Советский журналист получил за работу почетную грамоту «Победителя социалистического соревнования» и премию в размере месячного оклада.

Нурлыгаян Гиндуллин работал главным зоотехников в совхозе «Строитель», который позже переименовали в «Красный восход».

— Ночью меня разбудила жена. Она услышала сильный гул. Я выбежал во двор и увидел огромный огненный гриб. Подумал, что атомная бомба взорвалась. Ударной волной у нас вырвало дверь с петель, выбило все стекла и потолок провис, — вспоминает Нурлыгаян. — Тут прибежал какой-то солдат и закричал: «Поезд взорвался!». Мы подняли весь народ в селе и пошли туда. К железнодорожному полотну.

— Когда я увидел то, что там происходит, то просто остолбенел, — признается Нурлыгаян. — Минут десять стоял без движения, скованный ужасом: это был ад. Было светло, как днем. Повсюду раздавались предсмертные крики и стоны людей. Вагоны валялись вдоль полотна, и рамы их были раскаленно-красными. Кто-то бежал от поезда, кто-то полз к лесу и в сторону нашей деревни. Мы положили одну женщину, всю обгоревшую, на одеяло и понесли к деревне: думали, что она еще жива. Но когда донесли до первых домов, увидели, что она уже мертва…

Всех оставшихся в живых в 06:30 утра уже вывезли с места трагедии. Кого-то — в Улу-Теляк, кого-то — в Ашу…

«Люди метались живыми факелами»

Сергей Косматков был председателем сельского совета в «Красном восходе». Он поднял всех людей в селе, и они побежали к месту катастрофы.

— Я на пожарной машине поехал, добрался до телефона, позвонил в дежурную часть МВД, сказал, что взорвались два поезда и погибших больше тысячи. Дежурный мне не поверил, ответил: «Не паникуй! Быть такого не может!» — говорит Сергей. — Через 45 минут из Уфы на место трагедии уже примчался генерал-майор, министр МВД республики Семилетов. Он начал отдавать распоряжения о спасении пострадавших. Я взял на себя ответственность и велел продавцам райпо отдать все одеяла, какие были, все бинты в бухтах. Они не хотели: «А кто будет отвечать за это?» Я сказал, что беру ответственность на себя. Наше село лес спас. Стекла все побиты были. Печи, крыши, фронтоны… Школа двухэтажная кирпичная пополам лопнула.

— Это был действительно ад на земле, — вспоминает Сергей. — В горящих вагонах люди метались живыми факелами. Высоковольтные провода под напряжением в 3 тысячи вольт оборвались и болтались оголенные. Весь день мы искали тех, кто побежал в сторону леса. От многих пассажиров остался даже не пепел, а просто тень, контур. Опознали 675 человек. Прах тех, кого не удалось опознать, просто захоронили в 327 урн. Это огромная братская могила…

— Как вы после всего этого живете? Не снится этот ужас по ночам?

— Да. Медики даже придумали новый термин: «улу-телякский синдром». Всем жителям нашего села предложили после трагедии пройти реабилитацию в институте профзаболеваний. Но тут сенокос, картошка подоспели. Никто не поехал. А мы с моим водителем и одноклассником Маратом все же пролечились там три недели. С нами психологи работали, врачи. Вроде помогло.

Факты о катастрофе

• поезда не должны были встретиться: один из них опоздал на семь минут;

• из 37 вагонов поездов Новосибирск — Адлер и Адлер — Новосибирск семь сгорели полностью, 26 выгорели изнутри, 11 — оторвало и сбросило с путей;

• задвижки на трубопроводе были обесточены — задвинуть их, и перекрыть утечку было невозможно. После аварии восстанавливать трубопровод не стали и ликвидировали;

• судебное разбирательство длилось шесть лет. Обвинение предъявили девяти должностным лицам — начальнику строительно-монтажного управления треста «Нефтепроводмонтаж», прорабам и нескольким конкретным исполнителям. Двоих из них амнистировали;

• в 90-е годы на месте катастрофы создали мемориал памяти жертв — две расплавленные рельсы и одновременно женский профиль. У него до сих пор статус регионального памятника. Местные жители содержат его на чистом энтузиазме, без копейки денег;

• сейчас возле мемориала вырос красивый смешанный лес. На месте каждого вагона, вырванного из состава взрывом, стоят грибки со скамейками, чтобы люди могли посидеть и помянуть своих близких;

• 26 сельчанам, кто активно помогал спасать людей, вручили почетные грамоты Президиума Верховного Совета республики;

• начальник дистанции пути самарского отделения железной дороги должен был ехать на поезде Адлер — Новосибирск. Но замешкался на перроне и опоздал. Его посадили на тепловоз к машинисту. А в Уфе тепловоз задержали: уже произошло крушение. Он считает 3 июня своим вторым днем рождения;

• машинист тепловоза Виктор Безверхих ехал в сторону Челябинска. Взрывной волной его выбросило сквозь лобовое стекло тепловоза в лес, в кусты. И он остался жив. Потом прошел медкомиссию и доработал машинистом до пенсии. Он приезжает к мемориалу каждый год;

• Те, кто обгорел, но выжил, страдают до сих пор. Многим из них пришлось уйти из вузов, так они были страшно изувечены. Люди, прошедшие через адский огонь, страдают от косых взглядов — окружающие возмущаются их жуткими ожогами и рубцами.