Крещенские купания: как корреспондент Ufa1 в прорубь окунулся

Ежегодно на Крещение все люди делятся на тех, кто окунается в ледяную прорубь, и тех, кто искренне недоумевает — зачем нужна вся эта откровенная глупость? Очевидной пользы, дескать, ноль, зато сплошные неоправданные риски, начиная от воспаления легких и заканчивая апоплексическим ударом.

Корреспондент Ufa1 впервые в жизни окунулась в иордань и узнала, для чего всё это нужно.

Признаюсь сразу: по задумке главреда, прыгать в прорубь на Крещение должна была другая девушка. Но совершенно некстати она заболела, а подменить ее так никто и не отважился.

— Нырнуть в прорубь — раз плюнуть, — уверяли коллеги, начитавшись полезных советов от МЧС. — Главное, как выплывешь, — горячего чаю хлопни. И сразу дуй в редакцию — отписывать.

Всю неделю о предстоящей миссии я старалась не думать и правила зимних купаний читала в полглаза. Тем временем группа сопереживающих готовила меня, как на войну: к концу четверга у рабочего стола выросла куча из сибирских валенок 41-го размера, лохматой оренбургской шали и стеганого ватного халата.

— Не-е-ет, я тебя никуда не пущу, ты — сумасшедшая, — рыдал сегодня поутру мой 10-летний сын, когда узнал, что я еду окунаться в прорубь.

Заверив чадо, что всё обязательно закончится благополучно (в чем сама немного сомневалась — за окном трещал 20-градусный мороз), натягиваю проверенный толстенный пуховик и валенки, подхватываю термос с клюквенно-медовым кипятком и мчусь на озеро Кашкадан.

На удивление, никто у проруби локтями не толкается. Да и вообще желающий окунуться пока всего один: возле купели энергично размахивает руками рослый мужчина в возрасте. Чуть поодаль разминают застывшие ноги пятеро дежурных спасателей.

— А где здесь женская раздевалка? — робко интересуюсь у входа в палатку, смонтированную для купальщиков Управлением гражданской защиты.

— Смелее заходи, тут все свои, — гремят в ответ басовитые смешки.

На песчаном полу времянки — деревянные решетки и такие же лавки, в углу сопит походная печка. Внутри переодеваются и прихлебывают чай трое вынырнувших мужчин, единственная женщина только готовится к прыжку. В палатке относительно тепло, но не Сахара: пока стягиваю лыжные штаны и свитер, кожа успевает превратиться в гусиную, а пальцы на руках и вовсе скрючиваются, как у гаргульи.

— Ах, водичка — огонь! — крякая от наслаждения, в облаке пара в палатку вваливается тот самый рослый пенсионер. И подбадривает: — Да ты не робей: разомнись, как следует, и прыгай, не раздумывая.

— Мне бы ваш энтузиазм, — ворчу себе под нос, напяливаю ватный халат и выхожу в стужу навстречу неизбежному.

На удивление, бегать по морозу в одном халате — не больший подвиг, чем развесить на балконе постирушку: прохладно, но терпеть можно.

— Ну и чего ждем? — интересуется спасатель, заметив мою нерешительность.

— Страшно, — я действительно струхнула, завидев оледенелые ступени и черную бездну купели.

— Ну ведь все равно некуда деваться, раз пришла, — резонно подмечает мужчина. — Вон нас тут сколько — спасем, если что.

И ведь прав! Пристыженная, сбрасываю одежки, несколько раз приседаю, наскоро делаю рывки руками. Затем отважно ступаю на ледяные ступени купели и, зажмурившись, приседаю...

Ой-ой-ой, всё, не могу больше — вода обжигает, зубы отбивают чечетку: какое тут ныряние, лучше бы мне одним прыжком на берег выскочить! А на берегу вдруг понимаю, что тело горит, и ни чуточки не холодно! Правда, мокрые ноги противно прилипают ко льду, но до спасительных валенок — рукой подать.

— Вот он, внутренний огонь, про который все говорят! — догадалась я, от радостного озарения даже позабыв про чай и оренбургский пуховый платок.

Теперь понятно, почему тысячи людей на Крещение бросают дела и, несмотря на трескучий мороз, отправляются купаться: такого огня и бодрости на весь год хватит!