«Я признаю, что где-то был не прав»: как Радий Хабиров отвечал на вопросы о Куштау

— Мне поставили условие, что придут представители «Башкорта». Это неприемлемое для меня условие. С представителями организации, которую признали экстремистской, я общаться не буду. К сожалению, эти доводы не были услышаны.

— Я принимал решение. Наверное, в чём-то был неправ. Последние два дня были не самые простые. У нас так много планов, а эта ситуация нас останавливает. Сейчас тяжёлый период в республике и в стране. Мы ранены из-за коронавируса, из-за финансового положения. Тогда мне показалось, что это всё-таки достойный компромисс. Тем более на 38 процентов это наше предприятие. Конечно, было бы лучше, если бы оно было нашим на 62 процента. Но это не так. Поэтому я действовал в тех условиях, которые были.

— Когда мы начали повышать привлекательность Торатау и на гору начали ходить люди, погибло огромное количество краснокнижных растений и насекомых. Я сейчас не готов выложить все документы и вступить с вами в юридический спор. Тем не менее вы задали вопрос. Я полагаю, этот вопрос нужно вынести на брифинг, и представители «БСК» должны всё объяснить. Прокуратуру я прошу пометить, есть ли, на ваш взгляд, какое-то нарушение.

— Туда никто не зайдёт, Куштау не будет разрабатываться, пока не найдем компромисс. Одной из мер является создание определённой структуры, Координационного совета, где будет 50 процентов общественников, 50 процентов — другая сторона. Моё видение следующее. Есть очень много людей, которые искренне любят Куштау, искренне любят природу. Значительное количество людей считает, что Куштау надо сохранить. Моя позиция: если нет компромиссов, значит, Куштау не разрабатывается.

— Потому что Куштау действительно стал такой точкой, которая объединила много искренних людей, на самом деле болеющих за природу. Там разные истории, разные мотивации. Но я считаю, что у нас происходит доброе, хорошее событие в отношении нашей природы. Самое главное, что я увидел, — очень много светлых, искренних лиц. В нашем кругу мы их называем романтиками. И я их за это уважаю.

Это мировоззренческий раскол в обществе, по-другому не скажу. Поэтому его надо лечить. Что касается стола переговоров. Здесь присутствуют не все активные сторонники. Я готов общаться с тем же Уралом Байбулатовым, который был там лидером.

— На горе мы договорились: создаём координационный совет, который будет работать. Там есть люди и от активистов, и те, кто выражает позицию предприятий. Выберите профессионалов, которые будут этим заниматься. Это было ваше предложение — собрать этот совет и поговорить. Все готовы. Выберите профессионального человека, которому вы доверяете, пусть он встанет во главе этого Координационного совета. От правительства этим будет заниматься Андрей Назаров.

Что меня больше всего беспокоит? Меня не беспокоят какие-то угрозы. Чтобы все меня понимали. Меня чрезвычайно сложно на слабо брать, я так устроен. Когда я сегодня с ребятами разговаривал, они мне говорят: «Слушай, если мы сейчас не придём, то к Белому дому приедут 70 машин». Слушайте, это же не выход. Это позиция слабого. Я хочу поговорить. Вопрос надо решать. Тем более я признаю, что где-то был не прав. Это нормально, я могу ошибаться.

— Про ночной визит — есть такие вещи, когда «смешались в кучу кони, люди». Единого командования в этой ситуации не было. Поэтому она абсолютно выходила из-под контроля. Одни защищали свои интересы, другие — свои, третьи приглашали своих. Мне эта ситуация была известна, но я, честно вам признаюсь, не ожидал, что конфликт будет иметь столь ожесточенный характер.

— Насчет того, что били, издевались. Это на самом деле плохая история. И я очень жалею, что этот конфликт произошёл. Именно поэтому я приехал, чтобы развести стороны и остановить насилие. Там были разные точки зрения: и усилить группировку, и собрать людей с другой стороны, в том числе ЧОП по линии «БСК». Самое главное — мы это остановили.

Хорошо, что там ничего страшного не произошло. Я вчера пришёл домой и сказал, что всё-таки Всевышний есть. Если бы кто-то там погиб, а это могло произойти, это было бы страшно. Полагаю, что точку невозврата мы ещё не прошли.

— По репрессиям я услышал. Репрессий не будет. Нападение на сотрудника полиции, организация массовых беспорядков — это предмет уголовного наказания. От меня это исходить не будет. Есть коллеги из прокуратуры, есть Следственный комитет. Там работает следственная группа. Какие решения будут, я не знаю. И я на них не давлю.

— Вчера на горе было очень эмоциональное обсуждение. Когда я спросил: «Вы своих сдаёте?», мне ответили: «Нет». Я сказал: «Вот и я своих не сдаю». И мне сразу грамотно приписали, что здесь народ стоит, а я якобы отдельно. Это неправда. Там был мужской разговор, много эмоций. Но я объясняю каждому: я такой руководитель, что своих не сдаю. Да, есть повод разбираться, и я слышу это. У многих защитников довольно агрессивное отношение. Но я исходил из следующего — я и тогда на горе это сказал.

Он — глава Ишимбайского района. Он пришел туда как человек, как житель Ишимбайского района, которому это не нравится. Это первое.

Второе. Вы, может быть, много чего знаете, вы там были. Но вы, наверное, не знаете, что он ровно из той среды, из которой были наиболее активные защитники. И у них старые, давние отношения. Знаете: если башкир ругается, то он ругается до конца. У них там серьёзный межличностный конфликт.

Третье. Мне Урал Байбулатов сказал, что он даст видео, на котором Азамат избивает женщин и детей. Уже заканчиваются вторые сутки — никто мне не дал такую запись.

Четвёртое. Степень агрессии и ожесточённости была запредельная. Свою позицию я уже высказал — сдавать не буду. Я считаю, что там мужики — и с той стороны, и с этой — должны в душе простить друг друга и закрыть эту историю. В то же время ничто не мешает ни вам, ни кому-то другому — есть прокуратура, есть следственные органы. Если они сочтут, что парень совершил правонарушение, значит, совершил.

Но пока я сторонник такого мнения: агрессия была с двух сторон, не менее жёстко и агрессивно вели себя и другие. Поэтому здесь беда в том, что это произошло.

Я ещё раз говорю: покажете мне, как он ударил женщину, ребёнка, вылетит сразу. Никто мне этого не показал.